– Летти, Летти, вставайте! Уже вечер! – Хозяйка стучалась в дверь.
Летти испуганно подняла голову с подушки. За окном было еще очень светло, но воздух был прохладный, и розовые облачка напоминали о скором закате. Летти встала, приняла душ, переоделась и вышла в гостиную.
– Извините, что разбудила, но я видела соседей. Если хотите посмотреть съемки, спешите. Я вам сейчас адрес напишу, а заодно посмотрите иллюминацию у крепости. Сегодня праздник в городе. Завтра уже такого не увидите.
– А что за праздник?
– У нас фестиваль проходит в это время, вот на закрытие всегда такое шоу.
– Здорово! Хорошо, что вы меня разбудили! Я же все-таки город приехала посмотреть! Вы мне еще напишите, куда сходить, чтобы я не искала.
Через час Летти, неприметно одетая – джинсы, футболка и бейсболка, – вышла из дома. Она уже знала, что ей надо немного проехать на автобусе, потом пройти пешком, потом свернуть на мощеную улицу, и она попадет как раз в ту часть старого города, где идут съемки. Соседка, которая приходила к хозяйке, подрабатывала на съемках – помогала приводить в порядок костюмы – и потому была в курсе всех событий.
Чем ближе был старый город, тем спокойнее была Летти. Она уже точно знала, что будет делать. Причем специально она это не придумывала, не обдумывала, ей вообще казалось, что план ей приснился в один из тех частых отдыхов, которые случились за эти трое-четверо суток. Летти решила, что сначала она побывает на съемках фильма. «Итак, я в гостинице. Ну и что? Мне надо проникнуть на этаж, где живет Дик. И я проникну. А дальше. Следить за его номером? И за всеми, кто будет туда входить? – думала она, вздыхая. На душе было так противно, что захотелось повернуть назад. – Я проделала такой путь и теперь все бросить? Уехать и потом пожалеть, что ничего не узнала? И растянуть это мучение на месяцы?! Ну уж нет!» – Летти решительно зашагала дальше.
Город был симпатичным и местами казался этаким промышленным центром. Летти прошла мимо каких-то фабрик, разглядела на горизонте большие трубы, да и улицы порой превращались в унылые кирпичные коридоры. Было понятно, что это цеха большого предприятия. Но вот наконец появились красивые дома, улицы стали уже, опрятнее, появились старинные или стилизованные под старину вывески. Красивая набережная, шпиль замка: Летти поняла, что она у цели – она в центре города и где-то здесь Стив Майлз снимает свой фильм. Летти сверилась с бумажкой, которую ей дала хозяйка, еще посмотрела карту и свернула налево. Маленькая улица побежала вниз, улиткой завернула к реке и остановилась на маленькой площади. Летти, пройдя весь этот путь, остановилась – прямо перед ней, ярусом ниже, шли съемки фильма. Летти юркнула за широкий каштан. Место для наблюдения было великолепным. Никто не мог ее увидеть, зато все они были как на ладони. Летти осмотрелась, обнаружила маленькую скамеечку и устроилась как в партере.
Съемки шли уже давно. Летти увидела, как Стив Майлз, красный, забывший про свою курительную трубку, что-то громко объяснял молодой актрисе. Летти сразу отметила одну из главных героинь – та сидела в кресле, ожидая своей сцены. Летти она понравилась – лицо было значительное в своей красоте. Эта актриса, как потом сообразила Летти, играла во многих фильмах, но нынешний, без сомнения, должен был быть одним из главных. В руках актриса держала папку с ролью. Актеры второстепенные, статисты, технический персонал хранили полное молчание. Слышался только голос Стива. «А он, молодец, выдрессировал их», – Летти вспомнила, как в Париже Майлз боролся за свою полную диктатуру. И тут она увидела Дика. Он сидел отдельно от всех. Как это было и в прошлом. Дик читал роль, не обращая внимания ни на кого. Летти даже из своего убежища видела, как он сосредоточен, как до него не доходит ни звук голоса Майлза, ни шум улицы. «Он всегда умел работать», – подумала Летти и на миг испугалась, что Дик увидит ее. Впрочем, испуг был мгновенным, потому что в этот момент Летти увидела девушку. Та была настолько красива, что Летти даже охнула. В ней вдруг проснулся скульптор. Девушка была высокой, сильной и стройной. Но не столько фигура была хороша, как лицо. Летти, которая была совсем близка от съемочной площадки, могла рассмотреть ее черты – они были словно вылеплены. В них были четкость, сила и безупречность. Это была такая дань канонам, что возникала мысль об искусственности подобной красоты. «Ее вылепили. Сначала нарисовали. Но нарисовали, собрав воедино все образчики женской красоты. Словно вычислили, рассчитали». Сердце Летти застучало где-то в горле – девушка, улыбаясь, разговаривала с Диком, и в ее позе, в ее взгляде Летти прочитала все, что должна уметь читать жена. «Вот оно. Она влюблена в него. А он?» – Летти присмотрелась к мужу и увидела то, что видеть не хотела бы. Во взгляде Дика был интерес. Не просто мужской, не просто интерес ловеласа, красивого мужчины, которому уготована еще одна победа, в его лице был другой интерес. Интерес к явлению. Словно Дик проверял реальность этой красоты. «Ну, отчего же не проверить, все живут в одной гостинице. И она, эта девушка, не заставит себя ждать. Она докажет свое земное происхождение», – ядовито подумала Летти.
Она сидела на скамеечке, укрывшись от посторонних глаз ветвями каштана, и не знала, радоваться или злиться. Скорее всего, Дик увлекся этой красавицей. И это ужасно. Но, с другой стороны, это все-таки женщина. И это не так плохо. «Идиотизм. Полный. Зачем я пролетела половину земного шара?» – Летти вдруг захотелось плакать.
Тем временем спустились сумерки. Место, где укрылась Летти, превратилось в темную нору. Теперь, даже если кто-то пройдет мимо нее, то все равно не заметит. Она воспользовалась этим обстоятельством – и проплакала почти все то время, что шли съемки. Наконец внизу прозвучал голос Майлза, и вслед за ним послышалось разноголосье. Летти вытерла глаза, приподнялась со своего места – ей очень хотелось услышать хоть что-нибудь, что говорит Дик. Расстояние между ними было небольшое, и, будь потише, Летти разобрала бы слова, которые в этот момент говорила та самая красавица. Она, проходя мимо Дика, остановилась и что-то произнесла. Летти от досады даже сжала кулаки: «Вот, вот то, что ей надо было узнать! Вот зачем она столько летела, ехала, вот из-за чего она плакала! Но здесь ничего не слышно!»
Тем временем стало темно – осветительные приборы погасли, остались только обычные уличные фонари. Летти еще немного посидела, наблюдая, как техники складывают аппаратуру, потом осторожно вышла из своего укрытия.
Как часто, достигнув цели, мы убеждаемся в тщетности наших усилий. Мы убеждаемся в том, что цель нами была определена неверно. В том, что целью было нечто иное, но мы это не сумели понять, а открылось это нам поздно, когда не остается сил и мужества проделать еще раз тяжелый путь. И остается только сожалеть о собственной горячности, поспешности, о собственном неумении управлять собой. И, наверное, это состояние – крах веры, крах надежд и потеря уверенности в себе – и называется несчастьем. Летти была сейчас несчастна. Она поставила себе цель – узнать, верен ли ей муж. На достижение этой цели она потратила не только деньги и время, она потратила душевные силы. Она достигла своей цели – она увидела мужа и девушку, которая явно кокетничала с ним. И видела интерес мужа к этой девушке. Она увидела подтверждения одних подозрений и жаждала сейчас проверить другие, иные, более для нее страшные. Но надо было ли ей ради этого пролететь и проехать тысячи километров? Была ли это цель – увидеть то, что можно было случайно увидеть в Нью-Йорке, в театре Дика или в любом другом месте? И следовало ли дальше выяснять щекотливые обстоятельства? Делать то, на что так неискусно, грубо спровоцировали ее? Был ли смысл в подобных знаниях и шагах? Может, ум и мужество – это терпение? Может, счастье – это уверенность в другом человеке и готовность доверять ему? А может, счастье – это независимость от внешних влияний и течений? Сейчас у нее не было сил разбираться во всем этом. У нее вообще не осталось сил – она их растратила, погнавшись охотничьим псом за добычей, от которой никакой пользы.
