Как оказалось, Джонатан был интернет-миллионером — молодым, самоуверенным и хвастливым, — и Фрэнки понадобилось не так много времени, чтобы узнать все о наличии у него дома в Беверли-Хиллз, об еще одном недавно купленном трехэтажном доме в Майами, о том, что теперь он собирается поменять свой «Мерседес Спортс» на новый «Ягуар», и о том, какое удовольствие он получает, катаясь на своем скоростном катере, который стоит на причале в Маринадель-Рей. Но сколь бы ни была прекрасной нарисованная им картина безбрежного благополучия, она не поддалась соблазну и не загорелась желанием услышать от него слова: «И все это может стать твоим», потому что хотела поговорить только с Рилли. Она ждала, пока Джонатан сделает паузу и она сможет вставить слово и выразить ему свои сожаления, но паузы с его стороны словно бы и не предвиделось. Вместо этого он продолжал свой монолог безостановочно и бесконечно. Фрэнки почти физически ощущала, как проходит минута за минутой. Если бы у нее был компьютер, она могла бы передать ему сообщение: заткнись-наконец-чертов-интернет-миллионер.
— А может быть, вы согласитесь когда-нибудь со мной пообедать? У меня прекрасный стол в ресторане «Азия де Куба» на бульваре Мондриан. — Несмотря на свой тридцатилетний возраст, красивую внешность и видимое процветание, Джонатан был на удивление одинок.
— Вы знаете, в данный момент я несколько занята. — Итак, она отвергла миллионера. И к тому же такого симпатичного. Родители ей этого никогда не простят.
— И я не могу даже соблазнить вас на танец?
Кажется, этот парень вообще никогда не сдается.
— Думаю, что нет, но, если честно, я действительно ужасно танцую.
— Честно?
Их разговор напоминал игру в теннис. Слова летали туда и сюда. Вот если бы она могла найти какой-нибудь веский довод или вытащить из колоды какой-нибудь козырь.
Она почувствовала на своей талии чью-то руку.
— Может, потанцуем?
Рилли. Фрэнки почувствовала, как в ее желудке начались спазмы. Она подняла глаза и увидела, что он внимательно смотрит ей в лицо и в его глазах играет смешинка. Она тоже почувствовала, как непроизвольно улыбается, и, забыв про Джонатана, который стоял и едва ли не впервые в своей жизни не знал, что сказать, услышала голос — свой собственный голос:
— С большим удовольствием.
— Надеюсь, я здесь ничему не помешал?
— Слава богу, что ты помешал, а то я бы тут простояла, как приклеенная, всю ночь.
— Да-да, у тебя был такой вид, словно тебя пора было спасать.
— В некотором смысле.
Взявшись за руки, они подошли к краю танцплощадки и сделали несколько пробных шажков. И она, которая могла вальсировать с закрытыми глазами, вдруг начала путаться в собственных ногах.
— Прошу прощения, у меня что-то не получается. — Она в растерянности вздохнула и поднялась на цыпочки.
— У тебя все получится просто прекрасно. Главное быть естественной.
Она робко заулыбалась. Одному Господу Богу известно, почему она так нервничает. Это просто сумасшествие, она ведет себя, как подросток, а не как женщина двадцати девяти лет от роду. Она посмотрела на свои ноги, пытаясь сконцентрироваться на ритме музыки. Это было очень трудно, потому что в основном она слышала биение своего собственного сердца.
— Опс! Пардон! — Черт, она наступила ему на ногу. Уже во второй раз.
— Прекрати извиняться, — сказал он. — Расслабься. — Он сжал ее руку и повел в танце вперед, потом внезапно поднял руку и закружил перед собой.
Его внезапная близость застала ее врасплох, и она почувствовала, что краснеет. И беспомощно попыталась придумать, что бы такое сказать, чтобы вернуть себя в нормальное состояние, то есть бесстрастное и беззаботное, или хотя бы немного успокоиться. То есть обрести то, что с точностью до наоборот она чувствовала в данный момент.
— Может, ты придвинешься поближе? — спросила она робко. Черт, что это она такое спрашивает? Звучит, как будто она сама к нему клеится. — Прошу прощения… — Она осеклась, потому что поняла, что снова извиняется. — То есть я хотела сказать…
— Ты хотела сказать, что я просто замечательный танцор? — Он насмешливо усмехнулся.
Она оценила его шутку и была благодарна ему за то, что он не стал придираться к ее дурацким словам.
— Да-да, я именно это хотела сказать. — То есть именно этого она как раз и не хотела сказать.
— Меня отец научил. Когда я был еще ребенком, он постоянно брал меня на родео, а после этого всегда бывали танцы.
— Так ты из Техаса? — Это объясняло, почему он все время носит ковбойскую шляпу.
— Я там родился. Мы переехали в Нью-Йорк, когда мне было тринадцать. И моя семья все еще живет на восточном побережье.
Впитывая полученную информацию, как губка, Фрэнки ничего не сказала в ответ. Вместо этого она позволила музыке себя подхватить и почувствовала, как к ней возвращается самообладание. Они двигались взад-вперед, и каждый шаг делал ее все более раскованной, пока наконец у него вообще не отпала необходимость ее вести, потому что вести начала она, и, сжимая его руку, она сама вертелась под его рукой.
— Эй, да ты, оказывается, классно танцуешь!
Она засмеялась. Все происходящее напоминало ей детство, когда она в больших маминых туфлях на высоких каблуках вальсировала в одиночестве в гостиной. Восторженно. Беззаботно. Совершенно свободно. Счастливо. Она чувствовала, как мысли о Хью, о работе в «Жизненном стиле», о квартире в Фулхеме постепенно отодвигаются в ее голове куда-то в подсознание, в то время как в сознании остается только Рилли, который крепко держит ее за руку и ведет в танце по всей окружности танцплощадки. Ее охватила волна радостного возбуждения, и, забыв обо всем на свете, в том числе и об окружающих ее людях, она тряхнула волосами и отпустила их на свободу, чувствуя, как они рассыпаются по плечам и летают вместе с ней, когда она кружится в танце. Она так долго была несчастной, что теперь позволила своим волосам сбросить этот груз несчастий и отправиться вместе с ней в свободный полет.
— Ну и как там бык? — Дориан стоял сам по себе, в полном одиночестве, и залечивал свое травмированное эго с помощью шампанского.
— Мура, а не бык, — ответила Рита сварливо. — Мне не позволили на него влезть. Какие-то дурацкие ограничения по росту или что-то в этом роде. — Она с трудом взгромоздилась на высокий барный стул и тут заметила ведерко со льдом. — М-м-м, что это у тебя, шампанское?
— Наливай себе, если хочешь. — С Синди Дориан явно промахнулся. Окруженная плотным кольцом мужчин, она не появлялась в его поле зрения по крайней мере в течение двадцати минут. — Ты же видишь, здесь на всех хватит.
