Я сорвала объявление. Мимо меня проходили прихожане, приветствуя пастора.
Подождав, пока все ушли, я посмотрела на объявление, сложила его и положила в карман.
По дороге домой я купила небольшой пробковый стенд и приколола к нему объявление. Рядом я поместила фото своего класса. Следующие три ночи я пыталась отключить свое сознание: я училась и училась. Однако в конце концов моя память впечатала мне в голову номер телефона Скотта Эрли.
Я и подумать не могла, что мои волосы значат так много, пока однажды вечером не отправилась после занятий в салон, где попросила обрезать мне волосы и перекрасить их в каштановый цвет. Каждый раз, когда до моего слуха доносился скрежет ножниц, я вжималась в кресло, чтобы не закричать. Волосы были неотъемлемой частью меня – романтического образа Ронни, девушки-леди. Когда мои волосы прядь за прядью падали ни пол, у меня возникло ощущение, будто с меня заживо сдирают кожу. Мама лишь изредка подстригала концы моих волос, но вот уже десять лет их не касалась рука парикмахера. Я ухаживала за ними, как за редкостным деревом. Высушивая волосы феном, я опускала голову и накручивала пряди указательным пальцем, иногда в течение пятнадцати, а то и двадцати минут. К концу средней школы волосы у меня спадали до пояса. Когда я играла или была занята чем-то по дому, то связывала их в пучок или заплетала в тугую косу, но когда распускала, мои волосы становились предметом восхищения. Как говорится в Библии, волосы были венчающей меня короной, моей славой. Я помню, как еще несколько лет назад стояла перед зеркалом в одном белье и любовалась своими волосами, которые тяжелой волной спускались по спине. Я думала, что они красивее, чем у Линдсей Лохен, хотя попа у меня раза в два больше, чем у этой актрисы.
Мастер была очень осторожна. Она связала пряди и уложила их в пакет, чтобы отправить в благотворительную организацию «Ради любви», где делали парики для детей, больных раком. Когда я увидела в ее руках свои локоны цвета осенней листвы, мне показалось, что меня ранили (хотя это было до того, как я увидела раненого человека). Я не могла заставить себя взглянуть в зеркало, когда она накладывала краску и отделяла фольгой пряди для мелирования, и прикрыла глаза. Парикмахер бодро поинтересовалась:
– Как вам это нравится?
Я открыла один глаз. Присмотрелась. Я не знала, что сказать. Передо мной была молодая женщина приятной наружности, но и ее не знала.
– Обычно мы делаем как раз наоборот. Я еще ни разу не встречала рыжеволосую девушку, которой хотелось бы перекраситься в каштановый цвет. Однажды ко мне пришла натуральная платиновая блондинка. Она хотела рыжий, – заметила женщина.
Мастер оказалась профессионалом. Она сделала ступенчатую стрижку, которая открывала мое лицо, подрезала волосы у висков. Если учесть, какие у меня были кудрявые волосы, могло получиться гораздо хуже. Я боялась, что стану похожа на девушку в клоунском парике. Стрижка была очень модной, не в стиле «кантри». Мои глаза вдруг засияли с новой силой, а подбородок красиво очертился. Цвет не выглядел искусственным. Я вписывалась в образ «городской куколки». Все было натурально и роскошно. Больше никто бы не сказал, что я просто «девчонка из соседнего дома». Моя голова словно готова была взлететь в воздух, казалось, будто все эти годы я таскала на себе непомерный груз.
– Это великолепно, – восторженно произнесла я.
У самой дамы волосы были цвета воронова крыла с лиловой прядью.
– Теперь мне будет легко ухаживать за волосами. Я должна следить за ними из-за работы. Так что все будет проще...
Я не могла дождаться, когда вручу мастеру сорок баксов и выберусь из салона.
– Здесь двадцать дюймов! – обратилась она ко мне. – У нас еще не было таких щедрых пожертвований.
Меня согревала мысль о том, что я помогу детям. Я снова понесла утрату по вине Скотта Эрли. Он с таким же успехом мог остричь меня сам.
После занятий я позвонила Келли и представилась:
– Здравствуйте, меня зовут Рейчел Байрд. Это ваше объявление я видела?
Я тщательно выбирала имя. Рейчел перекликалось с Рахиль, а Рахиль в Библии оплакивала своих детей. Келли спросила меня, могу ли я с ней встретиться прямо сейчас и захватить с собой рекомендательное письмо.
– У меня нет ни резюме, ни рекомендательных писем, – сказала я. – У меня нет принтера. Родители пообещали мне выслать его, когда подберут что-то подходящее по цене. Я учусь на ассистента врача «скорой помощи». Я могу привезти вам рекомендательные письма, но позже. Много рекомендательных писем. Когда мне было двенадцать, я часто приходила в родильный дом и помогала возиться с детьми. Когда родился младший брат, я фактически полностью взяла на себя заботу о нем, потому что мама была тогда очень больна.
Я запаниковала. Мысль о том, чтобы запастись рекомендательными письмами, не приходила мне в голову. На что я могла рассчитывать? Сможет ли Клэр выслать мне рекомендацию, но так, чтобы на ней не значился код Юты? И согласится ли она написать ее для Рейчел Байрд? И захочет ли она послать ее жене Скотта Эрли? Нет-нет, она вышлет ее мне. Я могла бы сказать, что собираюсь использовать ее рекомендательное письмо для нескольких анкет. Я могла бы перепечатать его на принтере в школе. Но кого бы еще вспомнить из тех, кто не жил в Юте? Тетя Джил из Колорадо? Или тетя Джульетта из Чикаго? А родственники в счет? Не вызовет ли у Келли подозрение «география» людей, рекомендующих меня для работы? Нет. Это смешно. Здесь ведь Калифорния. Калифорния на западе. Но все равно оставалось решить вопрос с именем. Я могла бы удалить его из файлов. Главное – спокойствие. Я должна соответствовать образу Рейчел, девушки с каштановыми волосами.
Спустя час я уже парковалась перед большим зданием, выкрашенным в розовый цвет.
Келли и я обменялись рукопожатиями. Она тут же приступила к делу:
– Ассистент врача на «скорой помощи». Значит, вы должны иметь представление об уходе за младенцами.
– Да, конечно, – сказала я. – Как и все, кто помогает в родильных отделениях. Я знаю основы профессионального ухода за детьми младенческого возраста. Кроме того, у меня был большой опыт дома.
Я знала, что нам предстоит снова изучать эти темы на занятиях. Я посмотрела расписание заранее.
– У вас такой большой опыт, – заметила Келли.
Она говорила тихим голосом, и, хотя он звучал уверенно, в нем слышались детские нотки. Она была очень симпатичной, но выглядела намного старше, чем когда была в церкви. Под глазами у нее залегли тени, скрытые неумелым макияжем. Она была слишком худой, а лицо, наоборот, казалось опухшим.
