— Что бы ты понимала? — взвизгнула женщина и отпрянула от девушки.
— Всё понимаю. Что сына любите, понимаю. Что всю жизнь балуете его, понимаю. Что потакаете ему во всём, понимаю. Я только не понимаю, вам людей не жалко? Он продавал смерть. Играл со смертью. Шутя умер. Шутя воскрес в другом облике. А то, что я весь год свечки за упокой его души в церкви ставила, сорокоуст об упокоении заказывала, это как? Я думала о его душе, а вы о чём думали, когда помогали ему исчезнуть из одного мира и появиться в другом? О том, что его пожизненное наказание ждёт за все его грехи? Так он уже наказан пожизненно. У него нет жизни, — выговорилась Слава и ссутулилась. Ноги не держали, спина тоже.
— Ты… ты… — женщина не находила слов. Её окатило с головы до ног ушатом убивающей правды.
— Она права во всём, — спокойно сказал Жилин. — Мы с вами знакомы не первый год. Мы вместе вырастили детей-эгоистов. Я поплатился. Ваш черёд. На случай, если вам придёт в голову совершить очередную глупость ради спасения сына, предупреждаю. Доказательств, что Егор жив, предостаточно. Сомнения в том, что именно он убил Виту, дав ей убийственную дозу наркотика, давно отпали. Я вам на всякий случай копии оставлю, чтобы вы лишний раз не дёргались.
Сохраняя невозмутимость, он положил на край кровати увесистую папку с файлами. Молчавший всё время отец Егора насторожился, но не потянулся открыть. Славе даже показалось, что он отсутствует, и ему неинтересно, что решается судьба сына.
— Чего ты хочешь? — устало спросил он, не обращая внимания на жену, готовую вновь брызнуть слюной.
— Добра всем нам. Забирайте сына и уезжайте. Займитесь его лечением. Вдруг случится чудо? Оставьте Славу в покое. Вы достаточно поиграли с ней. Ей теперь жить с мыслью о том, что муж умер по документам, но жив по существу. Она даже развод оформить не может без того, чтобы не поднять со дна всю грязь. Вам это нужно? Егору или Жене, неважно, это нужно? Теперь он хочет жить. Любите его? Дайте ему шанс, но подальше отсюда, чтобы никто и никогда не припомнил ему зла, — предложил Жилин.
Ему хотелось другого: воздать всем по заслугам. Но почему-то теперь он не знал, как быть. Боль по дочери и жене не уйдёт, месть не поможет. И всё же открывать все карты он не спешил. Кто знает, вдруг новость о том, что у Егора есть сын, подбросит поленьев и в без того уже полыхающий костёр обид. Не исключено, что услышав о продолжении рода, Ковалёвы решат принять деятельное участие в судьбе внука. А подобного развития событий Жилин допустить не мог.
— Жилин, умолкни, а? Наши детки на пару развлекались. А то, что Вита в подоле принесла, так это уже не вина Егора, — возмутилась его мать и снова пошла в атаку тараном на Славу, не обратив внимания на сына, которого выдавали глаза. Он знал, от кого ребёнок у Виты, но матери не сказал, не посчитал нужным. Теперь она цеплялась к Славе, чувствуя её слабость. — Твоё дело — заботиться о муже. Так что пакуй чемодан. Поедешь с нами.
— Отлично. Позабочусь. Вот только воскрешу его для всех. Хотите? Муж, так муж. Я замуж за вашего сына выходила, а не за племянника. И вообще, пойдите все вон. Мне надо поговорить с ним наедине и не ваше дело, о чём, — вспылила Слава и едва увернулась от разъярённой женщины. Тело не слушалось.
Молчаливый отец Егора без особых эмоций скрутил жену в загадочный кренделёк и вывел из палаты, не обращая внимания на вопли. Ему надоели её бредовые идеи, неуправляемый сын и куча проблем. Он бы с удовольствием поговорил со Славой о том Егоре, за которого она вышла замуж, поделился с ней детскими воспоминаниями, но было уже поздно. Того славного мальчика уже не существовало.
— Точно справишься? — спросил Жилин, неуверенно отходя от девушки на шаг.
— Да.
Наконец, она могла сделать то, о чём мечтала — поговорить с Егором. Оставшись с ним наедине, Слава присела на край кровати так, чтобы видеть живые глаза на мёртвом лице. Они принадлежали Егору. Всё остальное отталкивало.
— Ну, здравствуй, любимый, — шепнула она и улыбнулась, заметив реакцию в его глазах. — Странно всё. Похоже на сон. Ты есть, но тебя нет. Я знаю, ты любил меня так же сильно, как я тебя. Не хочу знать, почему ты так поступил. Это был не ты. Это твоя тень. Ты другой: светлый, добрый, щедрый, заботливый. Ты подарил мне ветер. Я оплакала тебя. Сердце не хотело верить, что ты ушёл. Может, поэтому я не перестала дышать, когда тебя не стало. Мне не нужен развод. До конца моих дней ты будешь моим мужем, моим умершим мужем. Я буду хранить о тебе светлую память, вспоминать каждый день, что мы прожили вместе. Твоя тёмная сторона останется с тобой навсегда, но знай, что девочка-рай всегда рядом. Дыши. Не сдавайся. Я люблю тебя и отпускаю, чтобы сохранить в своём сердце. Ты будешь жить в нём вечно. Закрой глаза.
Он послушно сомкнул веки, из-под которых скатились слезинки, и почувствовал прикосновение тёплых губ. Они согревали его глаза, собирали слёзы. Страх, мучавший все дни с момента аварии, отступал вместе с чернотой. Душа согревалась, и рождалась надежда, что однажды все хвори отступят, и будет свет. А пока он отпускал девочку-рай, чтобы она стала счастливой, именно этого хотел.
— Прощай, любимый. Теперь я стану твоим ветром. Я буду влетать к тебе в распахнутые окна и шептать: «Дыши со мной». И ты будешь жить, — тихо сказала она, отступая от кровати. Ей было больно и горько смотреть на неподвижное лицо с закрытыми глазами. — Прощай.
Уголки его губ чуть дрогнули в подобии улыбки. Прощай. Он отпускал, просил прощения и отпускал. В его вечном аду поселился кусочек рая. Слава тихонько вышла из палаты и едва не упала. Слёзы душили. Сердце рвалось на части как тогда, в момент первой аварии. Легче не стало. Девушке было безразлично, куда её ведут, бережно поддерживая, что говорят в попытке утешить. Боль усиливалась. Воздуха не хватало, словно её дыхание и впрямь осталось в палате рядом с Егором. Она очнулась, почувствовав прикосновения ласкового ветра к своей щеке.
— Где я? — спросила Слава увядшим голосом, так и не открыв глаза.
— В машине, — ответил Юрий. Потрясённый всем происходящим, он терялся. — Мы едем домой.
— Хорошо.
— Ко мне домой, — уточнил он, подозревая, что Слава не вникает в смысл слов.
— Да. Мы едем домой, — повторила она и ощутила, как мужские пальцы нежно погладили другую щёку. С одной стороны ветер, с другой — покой.
Эмоции забрали всю силу. Её потянуло в сон. Машина укачивала, увозя всё дальше и дальше от больницы и переживаний. Пробуждение было долгим и странным. Славу посетили яркие сны без смысла. Что-то происходило в них, но она не понимала, а только тихо радовалась. Яркое солнце, пробившееся сквозь ресницы, продолжало сон, превращавшийся в реальность.
— Ты проснулась, — донёсся тихий голос.
— Вроде, — ответила она, пытаясь рассмотреть человека, сидевшего по-турецки рядом в кровати. — Мы дома?
— Дома. Как ты?
— Не знаю, — шепнула Слава. Обычный вопрос озадачил. Она не знала, что чувствует. Что-то похожее на умиротворение. — А ты?
— Не знаю. Я жду тебя, — ответил Юрий. Если вкратце, то его ответ соответствовал описанию происходящих с ним перемен. Он ждал, когда она очнётся и развеет всех демонов, терзавших его душу.
— Зачем?
— Чтобы жить…
Они оба сделали удивительное открытие: чтобы жить, надо чего-то ждать. Болезненный во всех отношениях месяц после больницы прошёл в бесконечных ожиданиях. Слава привыкала к новой жизни без Егора в подсознании и удивлялась тому, что может жить. Сломанные рёбра и травмированная рука медленно восстанавливались. Юрий отлично справлялся с должностью медбрата. Он взял дополнительные две недели отпуска, а потом и вовсе попросил начальство уволить его с должности заведующего отделением, оставив в качестве дежурного врача. Ему неохотно пошли навстречу. И вот он собирался на работу.
— Справишься одна? — спросил Юрий, собирая с вечера рабочую сумку. Его ожидало первое дежурство после отпуска.
— Даже не знаю. Возьми меня с собой. Я пригожусь, — улыбнулась Слава и бросила в него маленькую подушку. Жёсткий ортез заменили на лёгкий, потому что рука уже не нуждалась в сильной фиксации. Она носила его для перестраховки и на ночь снимала.
