А вот разговор складывался неприятный. Кастеллано принялся торговаться с Никой за мою жизнь, и понятно, что цену он предложит непомерную. Но тогда ведь теряется весь смысл моей эскапады!
— Не вздумай! — закричал я по-русски. — Лучше я умру!
Но моя девочка, конечно, отрицательно покачала головой. По щекам её текли слёзы. А ведь я готов убить любого даже за одну капельку…
Ника подошла к нахально развалившемуся в кресле мафиози и стала шептаться с ним, используя смартфон как переводчик.
— Не делай этого! — прорычал я, Кастеллано сделал знак своим людям — и они заткнули мне рот тряпкой.
Ника отирала щёки руками, но лицо её горело непримиримой строгостью. О, я видел, как моя малышка отважно сражается за мою жизнь и свободу, только вот… всё должно было быть наоборот! Кастеллано удовлетворённо кивнул, в ту же секунду железный ствол отодвинулся от моего затылка, меня подняли, держа за плечи, и повели прочь. Я дёргался изо всех сил, но их была целая свора, и дуло пистолета упиралось мне в спину. Меня уводили прочь, но я и не думал сдаваться. Я вернусь, вместе с армией, я потрачу на это последние деньги, что останутся от моей доли компании, но я заберу Нику..!
Меня привели в подвал — там была комната, разделённая стеной с зарешёченным окном без стекла. По одну сторону оказался я, уже без кляпа, по другую через пару минут возникла Ника.
— Тим! — воскликнула она, подавляя рыдания. — Господи, Тим, это ужасно, но… я боюсь, ничего нельзя сделать. Он сказал, у него с полицией договор, они уже всё ему сообщили, у нас не было шанса… Поэтому…
— Даже не думай! — заорал я, сам не свой от гнева. — Я спасу тебя, я всех подниму на ноги…
— Нет, — она печально покачала головой. — Он сказал, что в следующий раз убьёт тебя. Пожалуйста, не возвращайся, я не смогу себе простить!
А я смогу спокойно жить дальше, зная, что она тут в плену..! Без проблем!
— А остаться… здесь, с ним… ты сможешь?!
— А что делать, Тим? Я сама виновата. Не разобралась ни в чём, отдала свою судьбу в руки такого человека, и теперь не вижу выхода.
— Даже не надейся, что я оставлю тебя здесь!
— Тиим!.. — она закрыла ладошками лицо и заплакала, как ребёнок.
Я не успел ничего сказать — из-за толстой железной двери глухо донеслись крики и выстрелы. Охранник, что стоял по эту сторону, отодвинул заслонку на уровне глаз и осторожно выглянул, а потом заметался. Ему явно хотелось куда-нибудь сбежать, но окон в помещении не имелось. Тогда мужчина открыл дверь к Нике и выскользнул в неё, но в то помещение ввалилась целая толпа бандитов и каких-то людей в форме, похожей на полицейскую, но другой. В результате суматохи, в которой я, к сожалению, не смог поучаствовать, по причине скованных рук, все бандиты были повязаны, а мы с Никой освобождены и наконец смогли прикоснуться друг к другу. Она упала в мои объятия и вцепилась в плечи так, что, казалось, её не оторвать никому на свете. И хорошо. И правильно. Моя девочка. Моя перепуганная малышка…
Я попросил людей в форме дать нам отдых перед дачей показаний, и отвёз Нику в отель. Уже по телефону выяснил у своего охранника, как так получилось, что нас всё-таки спасли — он ответил, что быстро понял в участке: никто не собирается организовывать оперативные мероприятия, и даже подслушал разговор одного сотрудника с подручным Кастеллано. Тогда Никита позвонил частным сыщикам и выяснил у них, куда можно обратиться в такой ситуации — те выдали ему номер интерпола и даже подсказали, как именно и что говорить. Интерпол оказался намного легче на подъём, поэтому операцию провели быстро, как говорится, без лишнего шума и пыли.
Ника приняла душ и снова прилипла ко мне, как мокрый листик с дерева. Я чувствовал просто безбрежное спокойствие и умиротворение от ощущения её в моих руках.
— Мне кажется, я целую вечность с тобой не обнималась, — пожаловалась моя ведьмочка.
— Ладно, — пробормотал я снисходительно. — Пообнимайся пока. Потом тебя отшлёпаю, когда придёшь в себя.
— Отшлёпаешь?! — изумлённо, почти обиженно переспросила она.
— А кто вышел за ворота, хотя я строго-настрого сказал не выходить?
— Я взяла с собой привратника!
— И что, помогло?
— Нет.
— Вот и я о том же.
— Но Саран… она сказала, что ждёт от тебя ребёнка…
— Ложь! Я всегда предохранялся с ней.
— Надо было тебе рассказать мне про неё.
— Я берёг тебя от лишних пустых переживаний.
— Ты не любил её?
— Нет, и она всегда знала об этом.
— Всё равно это жестоко.
— Мир жесток, малыш. Давай сейчас не будем об этом.
— Только один вопрос. Как она связалась с Витторио?
— Через Юру.
Ника ошарашенно молчала некоторое время.
— А зачем ему это?
— Не выяснил. Мы немного поругались…
— Будете делить компанию?
— Вроде того. По сути, "Сиберикс" принадлежит ему, у меня нет прав на торговую марку. Так что станешь женой почти нищего сына профессора.
Она тоненько, тихо замычала, как будто умиляется этому, и покрепче обхватила мою шею.
— Чему ты радуешься, Ника?
— Что мы вместе. Что я стану твоей женой. Что мы будем жить как обычные люди. Я — писать, ты — начинать всё сначала. У меня появилось подозрение, что большие деньги сводят людей с ума.
Вот это признание. Одиннадцать баллов из десяти. Люблю её, просто до безумия…
Эпилог Про Юру
Юрий Владимирович Негматов родился 27 августа 1990 года в Кирове, в семье школьной учительницы и коммерсанта — так, со слов матушки, батя называл себя в обиходной речи. На деле же торговал в палатке на центральном рынке — Юра подозревал, что и хозяином указанной точки отец не был, а только продавцом. Так или иначе, точно установить правду возможности не было, ибо биологический родитель свалил в закат, когда сыну было два года. И стали они с мамашей выживать вдвоём. Было туго, иногда даже за ремонт обуви заплатить нечем — не то что новую купить. Картошка в Юрином рационе появлялась нечасто, в основном макароны — самые дешёвые, с таким же "фешенебельным" кетчупом. Сосиски — по праздникам. К счастью, государство баловало, и на школьных обедах Юре иногда перепадала котлетка. Не каждый день, а только тогда, когда школьные хулиганы прогуливали большую перемену. Юра был хлипким мальчиком, по причине скудного питания, поэтому отбить еду не получалось. Хулиганам, конечно, эта несчастная котлета ни разу не сдалась — просто приятно унизить слабого при всех. Школа научила Юру многому. Например, что все люди делятся на две категории: жестокие и трусливые. Первые применяют силу ко вторым, и помощи ждать неоткуда. Он не жаловался ни учителям, ни матери, потому что видел, к чему приводили такие действия у других трусов, и предпочитал расставаться с котлетой, чем быть битым и изгнанным из школы. Тут плохо, но хотя бы знакомо, а в другой — неизвестно, что будет.
Следующим уроком стало то, что нельзя привлекать внимание. Сидишь тихо — и никто не трогает. А начнёшь выделываться — тебя в расход. И нельзя никого жалеть, а то пострадаешь заодно с тем, кому сострадаешь. Каждый сам за себя — это Юра чётко усвоил на всю жизнь.
Глядя, как мать убивается на нескольких работах, Юра понял, что нужно нормальное образование — что-нибудь практичное, из коммерции — и стал зубрилой. Точные науки давались ему тяжело — видимо, сказались гены матери, учительницы русского и литературы, — но Юра сжал челюсти и грыз гранит науки не переставая.
Денег постоянно не хватало, и, начиная с четырнадцати лет — как только получил паспорт — на каждые каникулы Юра устраивался на работу. Курьерствовал, носил газеты, мыл машины, торговал на рынке. Хозяин точки, толстый азербайджанец Вугар, преподал ему следующий урок: связи решают всё. Юра был прилежным, и уроки учил хорошо. Он понял, что нормальное образование в Кировском затрапезном ВУЗе ему ничего не даст. Нужно ехать в первопрестольную, и заведение выбрать пошикарнее — там будут все сливки общества, а они-то ему и нужны, чтобы построить карьеру.
