не можно жить спокойно. Просто встречаться, просто любить. Скучно? Получите и распишитесь, госпожа Яновская. Вы отлично знали, но что соглашаетесь, когда садились в машину ещё в первый раз.
- Хорошо, а если подключить полицию? Найти на него управу?
Артём посмотрел, как на не разумное дитя, несущее бред:
- Управа на него – это его отец... был когда-то. Я недавно понял, что только когда уберется старший, то и младшему настанет крышка.
- И как убрать этого старшего?
- Вот над этим вопросом я и работаю. Не волнуйся. Кстати, кто-то обещал плов. У меня есть шансы не умереть с голоду и дождаться его?
В ответ я лишь игриво стукнула Артёма по плечу.
Оказавшись на кухне, я поразилась её идеальной чистоте. Значит, на ней практически ничего никогда не готовилось. Чувствовала себя словно первооткрыватель. Вот бы сюда мою маму, её восторгу не было бы границ. Со всех сторон веяло последними новинками кухонной техники.
Вымыв руки, я приступила к приготовлению ужина.
- Артём, почисти лук и морковь, пожалуйста, и мелко нарежь.
- Ну не знаю, для этого мне нужен хороший стимул.
- А ты наглец.
- Есть немного.
Пришлось подойти и поцеловать. Крепко-крепко и не скажу, что мне не понравилось. Глаза Немцова тут же полыхнули огнем и я поняла, что его мысли направились в совсем другую степь.
Я ловко отскочила в сторону, когда его руки потянулись мне под рубашку:
- Сначала лук и морковка.
Видимо, ему нравилось подкалывать меня, потому что по первой он всячески изображал неумение держать в руках нож и нарезать овощи, чем меня немало насмешил. Но позже, отбросив все дурачества в сторону, Артём продемонстрировал профессиональный подход к этому процессу и так всё быстро оформил, да ещё качественно, что мне учится и учиться такому.
Под конец он подмигнул и протянул измельченные овощи:
- Не зря же говорят, что лучшие повара – мужчины.
- Ага. Судя по твоему пустому холодильнику и нетронутой кухне – ты ещё тот спец.
Артём рассмеялся. Что тут скажешь, подловила.
- Мне интересно – почему турецкий плов, а не, например, узбекский или таджикский?
- Потому что он мне нравится, я попробовала его в Стамбуле в одной кафешке, а моя хорошая знакомая Арзу научила готовить.
Пока я обжаривала кедровые орешки, мясо и овощи, Немцов пристроился сзади и обняв за талию, заглядывал со спины за моими действиями.
- Ты меня отвлекаешь.
- Но я не могу находиться рядом и не прикасаться.
- Тогда пеняй на себя, если что-то пригорит или пересолю.
С большой неохотой он оторвал руки и уселся за стол, гипнотизируя меня взглядом. Стало ничуть не легче.
В голове продолжали звучать слова о Максиме и о жизни Артёма в целом. Всё начинает приобретать другие краски, когда начинаешь смотреть под иным углом. Мое отношение к нему не капельки не изменилось. Теперь некоторые моменты не настораживают, а наоборот, вызывают понимание. Вот и сейчас, когда он вновь ушел в себя, закрылся в своей ракушке, до чесотки захотелось узнать его мысли.
- О чем задумался?
- О том, что мне в кайф видеть тебя в своей квартире. Это здорово.
Низкий тембр его голоса заставлял толпам мурашек пронестись по коже:
- Еда готова…
- Она может подождать ещё немного?
Пока я обдумывала ответ, Артём ловким захватом усадил меня сверху и прижался щекой к груди. Руки сами сомкнулись вокруг него, а подбородок уткнулся в макушку.
- Как подумаю, что завтра уезжать – волком выть хочется.
- Ты говорил, что во вторник вернешься.
- Да, но до него ещё нужно дожить.
- У нас есть время побыть вместе.
Он поднял голову и я поцелуем разгладила одинокую морщинку, прорезавшую лоб. Потом осторожно коснулась тонкого шрама, рассекавшего бровь после драки с Глебовым, ощутила, как дрогнули под губами длинные ресницы, а талию сжали, словно в тиски. Я осмелела, прошлась кончиком языка по контуру губ и улыбнулась, услышав сдавленный стон, ворвавшийся в мои приоткрытые губы.
Мне нравилось брать контроль в свои руки, быть ведущей, но я так же понимала, что это до тех пор, пока Артём дает такую возможность. В следующий миг он подхватил за талию и усадил на широкий стол.
Опустив глаза, очень медленно провел большим пальцем по очертаниям груди, опуская ниже, на бедра, раздвигая их ладонями в сторону.
Во рту пересохло, пришлось сглотнуть. Я начинала воспламеняться. Руки сами нашли дорогу под джемпер и заскользили вдоль спины, неспешно царапая кожу. Сердце восторжествовало, когда под пальцами стали ощущаться мурашки и легкое дрожание напряженных мышц. Вот так, Артём Немцов, не только вы способны доводить до трепета.
Он с силой вжался между ног, от чего я громко застонала от удовольствия и ещё теснее прижалась к выпирающей выпуклости его брюк.
Подняла голову и тут же почувствовала сокрушительную силу его поцелуя. Он целовался просто нереально. Захватывал, сминал, посасывал, ласкал, отпускал и вновь вбирал в себя. Языки сначала осторожничали, словно в первый раз, примерялись друг к другу, неспешно терлись, чтобы следом, ворваться в самую глубь и слиться в единое целое.
Чисто случайно, в порыве страсти, я зацепила бутылку оливкового масла, и она со звоном опрокинулась на стол, хорошо ещё, что была с закрытой крышкой. Этот звук прошелся по нам, словно разряд по оголенным нервам и мы отпрянули друг от друга, тяжело дыша.
- Кажется, кто-то хотел кушать, - краснея промямлила я.
- Точно! Давай, корми меня, мишка, – процитировал Артём Машеньку с мультфильма и потер руками лицо, приводя себя в чувство.
Я конечно волновалась, понравится ли ему мое блюдо и с замиранием следила за тем, как он медленно пережевывал плов.
Вдруг, он резко схватился за горло и начал давиться в приступе удушливого кашля. Бросившись к нему, я стала стучать по спине. Увидев, что не помогает, трясущими руками набрала с фильтра воду и протянула стакан. Артём стал закатывать глаза, руками отмахиваясь от моей заботы и вообще, согнулся пополам продолжая кашлять. Я в истерике заломила руки не зная, как облегчить его страдания. Проявила, называется, инициативу, накормила парня.
- Артём, ты меня пугаешь… Скажи, чем тебе помочь?
Он что-то сдавлено пытался сказать, но я толком ничего не разобрала и лишь склонилась к нему, чтобы лучше расслышать.
В тот же миг он поднял меня на руки и зашелся в диком ржаче. Специально прижал к себе так сильно, чтобы не смогла вырваться
