расслаблена, ни одного намека на сопротивление или разочарование. Похоже, придется быть честной до самого конца. Отправляю в рот последнюю ложку нежного сливочного десерта и отвечаю ровно то, что думаю на самом деле:
— Знаешь, у меня есть подруга, и когда какое-то событие имеет очень маленький процент на реализацию, она говорит что вероятность равна — единица деленная на количество звезд в Млечном Пути. Вот это мой случай.
— С чего ты взяла?
Сжимаю руку в кулак, края металлической ложки вонзаются в ладонь:
— Может быть, с того, что единственный человек в этом мире, который по идее должен любить меня только за то, что я существую, меня ненавидит?
— Ты говоришь о матери, — с пониманием кивает Дарий, — но это не показатель.
— Еще какой! — настаиваю я. — И это не единственное подтверждение. Как только я перестала, как ты выразился, стараться, Рома тоже изменил отношение ко мне. Теория верна, с какой стороны не посмотри.
— Ты забыла о еще одной переменной. Если тебе так принципиально быть влюбленной в какого-то говнюка, то…
Дарий включает выразительный и гипнотический взгляд. Ритм сердца ускоряется, и я задерживаю дыхание, насильно его успокаивая.
— Предлагаешь свою кандидатуру? — хмыкаю я.
— Почему нет? Судя по тому, что я сейчас услышал, ты его не любила, а лишь хотела этого и заставляла себя, чтобы получить любовь в ответ. Он тебе даже не нравится. Тебе просто нравится то, что его образ подходит под желаемое лекало.
— А ты не много на себя взял? Я не просила расшифровывать мои чувства.
— Какие чувства, Катюш? Ими здесь и не пахнет.
— Мы были вместе целый год!
— И что? Вы терпели друг друга целый год, потому что ты умело расставила психологические крючки. И сейчас вам обоим больно не потому, что вы потеряли близкого человека, а потому, что привычный ход вещей изменился.
Щекотка в носу нагадывает подступающие слезы, и я нервно кусаю нижнюю губу, отрывая кусочки кожи. Дарий хочет сказать, что я все это выдумала: и любовь, и боль?
«Ты и сама это знаешь», — с тихим огорчением шепчет внутренний редактор.
— В этом нет ничего плохого, Катюш. Ты просто хотела…
— Хватит, — перебиваю я, потому что его жалость сейчас кажется невыносимой.
— Смени фокус, и станет легче.
Вскидываю голову, не боясь показать полные непролитых слез глаза и свое сумасшествие:
— Снова на себя намекаешь? Ничего не изменится. Мне все равно придется притворяться.
— Я знаю уже слишком много, чтобы купиться.
Приподнимаю бровь и наклоняюсь чуть ближе, держа ложку так, словно это мясной тесак:
— Если я влюблюсь в тебя, ты завоешь уже через…
— Слабенько. — Дарий показывает клыки и тоже наклоняется вперед. — Еще аргументы есть?
— То есть, все, что я рассказала, тебя не смущает?
— По-моему, это даже мило. Местами забавно, а местами почти гениально. Так все разыграть, убедить себя в чувствах, навязать их кому-то. Прикольно. Об этом тоже книгу напишешь?
«Я уже готов сдаться ему. А ты?» — с предвкушением говорит внутренний редактор.
Отстраняюсь, вжимая лопатки в спинку стула, бросаю ложку на стол и складываю руки на груди. Сдаться? Катя Карпова и сдаться — две несовместимые вещи. Дарий хитер, наверное, даже больше чем я, но… это не значит, что я упаду ему в ноги после парочки комплиментов.
— Вообще-то она уже есть, но еще не закончена. Я работаю над финалом.
— Это заметно. Думаю, эту историю ждет успех.
— Да что с тобой не так? Ты не хочешь сказать, что я больная? Кинуть деньги на стол и уйти?
Дарий скользит вниз от моего лица и останавливает внимание на закрытой позе рук:
— Хочу кое-что спросить.
— Ну-у-у, спроси, — медленно произношу я, придавленная к стулу его спокойствием.
— Почему именно плохие парни? Почему не хорошие? Если ты хочешь любви, то логичнее выбрать вторых.
Дарий вновь возвращается к моим глазам, но я поспешно опускаю взгляд. Воспоминания о любимых романах и фильмах мелькают в мыслях, сердце сжимается на тех моментах, где герой сходил с ума от любви и переизбытка чувств. Когда он не мог контролировать себя, был готов на все ради той самой, и этот герой никогда не был хорошим.
— Хорошие любят всех. Их эмоции, внимание и время распределены равными порциями между теми, кто им дорог, а плохие... — Волна мечтательных мурашек проносится вниз по шее и плечам. — Если они и правда полюбят, то только одну. И все, что у них есть и что они могут дать, достанется ей.
— Вот оно что. Ты еще и монополистка.
— Уже готов сдаться? — с надеждой спрашиваю я.
— Нет. Твой план не сработал. Ты не напугала меня, а лишь заинтересовала еще больше.
— Так помоги мне. Скажи, что тебе не нравится в людях, и я надену этот образ.
— Мне в целом не нравятся люди, — усмехается он. — Я помог?
— Вообще нет.
— Тогда, предлагаю решить, что мы будем делать с твоим бывшим.
— Мы, — ставлю интонационное ударение, — ничего не будем с ним делать. Тебя это вообще не касается.
— Ты такая упрямая, — цокает языком Дарий. — Как это не касается? Я ведь уже в сюжете. Что там должен сделать книжный бэд бой? Забить стрелку, поставить пару синяков и сказать, чтобы он больше к тебе не приближался? Уверен, я справлюсь, не волнуйся.
«Он рассуждает точно, как ты», — пораженно говорит внутренний редактор.
Подвисаю ненадолго, не моргая глядя на Дария. Так вот, значит, как меня видят друзья. Не удивительно, что они считают меня сумасшедшей.
— Если ты против, то я не стану. В конце концов, ты же у нас здесь автор, — продолжает Дарий, как ни в чем не бывало.
— Ты меня троллишь, да? — неуверенно спрашиваю я.
Дарий оскорбленно прижимает ладонь к груди:
— Я?! Как ты могла такое подумать?
— Тебя очень сложно понять.
— Потому что ты намеренно ищешь подвох, Катюш. Твоя зацикленность на притворстве и книжных образах мешает видеть реальность. Я не притворялся ни разу, все мои действия и слова вытекают из желаний, иногда обдуманных, иногда спонтанных, но в них нет извращенной мотивации.
— Напомни-ка свой диагноз.
— Я здоров, — отвечает Дарий, прошибая меня уверенностью, которая не
