вдыхаю приятно сладкий запах. Обхватываю Юлю крепче, замираю в моменте — моя ведь. Вот уже и по-настоящему, насовсем сегодня стала. И это единственное, что имеет значение между нами. С остальным разберёмся.
— Юлька… — шепчу в беспамятстве. — С ума меня сводишь.
Кажется, мои слова всё-таки выводят её из ступора — или в чём там она пребывала. Мгновенно мне в плечи ладонями упирается и парирует возмущённо:
— Это ты меня!
Юля, конечно, зло это говорит, всё ещё сообщение это в уме держит, оно и понятно. Но не сдерживаюсь, чтобы не обернуть это во флирт хоть немного, напомнить, что мы вообще-то пара уже полноценная, что бы ни было:
— Рад, что у нас взаимно, — снова тянусь к губам, но на этот раз Юля куда более ловко и уверенно отворачивается, даже щёку для меня не оставляет.
— Слезь с меня, — раздражается уже.
Делаю пару коротких выдохов, чуть было не бросаюсь в непонятное действие — поцеловать опять или ещё как Юльку почувствовать — но в последний момент всё же беру себя в руки и вправду слезаю. Без разговора ведь никак.
Сажусь на кровать и вижу, что девчонка тоже садится. Одеялом прикрывается. А ведь под ним совсем ничего…
Чёрт. Надо сосредоточиться-надо сосредоточиться-надо…
— Ты же знаешь, что твой папа пробил мой номер, тот самый, который ты ему давала. Он ещё выяснил наверняка, кто я и попросил о встрече. На встрече сказал, что не хочет ограничивать твою свободу, но ему неспокойно оставлять тебя совсем одну, — стараюсь говорить одновременно и честно, и всё же подбираю слова. Неожиданно ловлю себя на мысли, что не только себя топить не хочу, но и её отца тоже. Не то чтобы у меня симпатия какая к нему внезапно появилась, но Юля с ним очевидно близка. — В общем, попросил меня следить, чтобы с тобой всё было в порядке.
Девчонку, конечно, не обмануть обёрнутыми в отцовскую заботу смыслами. Я и без того понимаю, что ситуация всё равно стрёмная вырисовывается. Потому, конечно, не удивлён гневному выпаду:
— И докладывать о каждом моём шаге!
— Не каждом, — мягко возражаю. — Лишь о самом главном. Я многое умалчивал и кое-где тоже лгал, поддерживал твою версию, — пытаюсь посмотреть Юле в лицо, но она отворачивается: успеваю только заметить поджатые губы. — Я бы отказался, но в таком случае он всё равно нанял бы человека, причём тот уже вряд ли о чём-либо умалчивал бы, — чуть с нажимом добавляю, уже наплевав о том, чтобы обелить её отца, только себя.
Потому что мысль о возможности вот так глупо потерять Юлю бьёт под дых. Не верю, что это станет для нас препятствием. После всего, что было, особенно недавно…
Но Юля совсем чужая сейчас. Сидит такая каменная, на вещи свои косится. На полу всё ещё лежат.
— То есть, я тебе ещё спасибо должна сказать? — хмуро интересуется, резко так поднявшись и собирая шмотки.
Тягучая тоска захватывает с головой. Это издевательство какое-то: смотреть, как офигеть насколько желанная девчонка абсолютно голая в моей комнате тут ходит. При этом не иметь возможности сгрести её к себе. Хочется, конечно. Я бы даже рискнул, но незакрытая тема не позволяет. Получу такую же реакцию, как во время поцелуя — и это в лучшем случае.
— Нет, но Юль…
— Нет! — чуть ли не враждебно прерывает она. — Меня бесит, что вы не считаете меня самостоятельной и ни на что способной.
Всё-таки не выдерживаю и тоже поднимаюсь к Юле. Замечаю, как она вздрагивает от этого жеста и чуть ли не сжимается уязвимо, а потому сразу надеваю штаны. Серьёзный разговор так серьёзный. Девчонка ведь ранимая сейчас до невозможности. И вправду обидно ей — всю жизнь свободу ограничивали, да и продолжают, как выяснилось. Очень даже понимаю.
Смотрю ей в глаза — горечь там уловимая. Я даже уверен, что ей и мой вопрос про то, с каких это пор она самостоятельная, вспоминается. Мне вот да.
На эмоциях, конечно, тогда сказал. Меня тогда бесило нежелание Юли принимать влечение ко мне, думал, за папой и его мнением прячется, как в первый день нашего знакомства. На самом деле я не считаю её несамостоятельной. Неужели она этого не понимает?..
Впрочем, в любом случае, теперь моя задача — успокоить её и донести правду.
— Это и близко не так, — уверяю, шагнув к ней, но не мешая Юле одеваться. — Твой папа просто боится за тебя, а я и никогда не считал тебя ни на что не способной. Совсем наоборот. Например, тот твой поступок с радио. Да на такое мало кто осмелился. Я определённо буду рассказывать это нашим детям, — ну вот, всё-таки не сдерживаюсь от того, чтобы не напомнить девчонке про её стремления ко мне, жесты сильные, про то, что мы вместе… До сих пор. И будем дальше.
Всё-таки преодолеваю расстояние между нами, ловлю Юльку себе. Она уже одета совсем, чуть бьётся в моих руках. Целую куда попаду, пытаюсь успокоить, глажу по телу. И вообще конкретно так плыву, готов даже нежности всякие шептать. А она тихо дышит, кладёт ладонь мне на грудь — всё-таки отталкивает. Сначала еле-еле, но когда понимает, что не поддаюсь, усиливает нажим, злиться начинает снова.
— Не трогай меня, — рычит.
Вздыхаю. Не хочу разжимать руки. Она имеет право злиться — я знаю, но не хочу ссориться. И отпускать уж тем более — даже ненадолго.
— Прости, что не рассказал обо всём этом сразу. Не знал, как это разрулить.
— И не собирался! — Юля дёргается ощутимее, даже царапается слегка.
— Собирался, — и ведь не вру. С момента, как сошёлся с девчонкой, понимал, что эту тему закрыть надо, вырулить как-то. Думал подойти к этому до того, как её отец бы узнал, что мы вместе. — Честно.
— Я тебе не верю. И вообще, я хочу побыть одна, — похоже, любые мои слова сейчас мимо Юли пролетают.
Конечно, она на эмоциях. Вот так некрасиво её всё это врасплох застало… Прижимаюсь губами к её, не зная, что сейчас делать и как хоть немного решить ситуацию. В голове поразительно
