машину заодно проверят. Завтра я вернусь. Договорились?
— Да.
После Карпова набираю Алису. Она внимательно выслушивает мое путанное объяснение и, сдерживаясь от комментариев по поводу всей этой ситуации, просто говорит:
— В семь приеду.
— Спасибо.
— Я с тобой, Кир. Справимся.
На глаза наворачиваются слезы. Не представляю, чтобы делала без ее поддержки.
* * *
После иду к Руслану, проговариваю с ним всю ситуацию и заручаюсь поддержкой. Он без единого колебания соглашается подтвердить мои слова в суде, если до этого дойдет дело, и даже предлагает проводить до дома, но я отказываюсь и еще раз благодарю.
Потом возвращаюсь в кабинет, связываюсь со следователем по моему делу и передаю ему всю информацию. Он в свою очередь радует новостью, что на днях у него будет ордер на арест Прокиных.
Всего несколько дней и этот кошмар закончится. Скорее бы.
Абсолютно без сил растягиваюсь на диванчике и выдыхаю.
На душе неспокойно. Вроде сделала все, что могла, все как говорил Карпов, но все равно кошки скребут. В чем проблема, понимаю только спустя несколько минут после того, как заново проигрываю в голове сегодняшние события.
В такой сложный момент, чувствуя, как над головой сгущаются тучи, я позвонила всем: Саше, лучшей подруге, следователю. Даже с прорабом и то долго разговаривала. Но у меня даже мысли не проскочило о том, что надо позвонить мужу.
Кажется, я уже подсознательно не жду от него защиты. Он перестал быть для меня тем человеком, к которому можно прийти со своими проблемами и пожаловаться. Он теперь тот, кто эти проблемы создает. Ведь если бы не Леша и его вранье, то ничего бы этого не было.
Надо все равно ему позвонить и порадовать новостями. Мне даже интересно, что он скажет. Поэтому набираю, жду ответа, лениво рассматривая свой маникюр.
— Да, Кир! — Березин звучит как-то неправильно, приглушенно.
У меня моментально картинка перед глазами, как он наяривает Прокину на рабочем столе, или где-нибудь в подсобке, или, может, у нее на квартире. Или в машине. Или не Марину.
Аж кровь к щекам приливает. Но спустя миг до меня доходит, что слышу и другие голоса, а потом и вовсе раздается механический голос, сообщающий номер этажа.
В лифте он. Там всегда была слабая связь, приходилось то кричать, то слушать треск и шипение. Меня вроде отпускает, но этот всплеск на пустом месте, он такой…показательный. И неотвратимый.
— Привет. Есть время? Поговорить надо…
— Погоди, я тебе сейчас перезвоню. Слышно плохо.
Звонок обрывается. Я рассеянно думаю о том, что у нас и правда плохо со слышимостью. И это не какой-то конкретный разговор, а в целом.
В этот раз Березин не врет и перезванивает ровно через три минуты:
— Все. Я у себя. Что ты хотела сказать?
Смысл ходить вокруг да около, подбирать слова? Правильно. Нет смысла. Есть проблема, поэтому начинаю с главного:
— Ко мне приходила твоя любовница.
В трубке молчание.
— Леша, отреагируй как-нибудь, чтобы я знала, что ты жив, в сознании, и до тебя дошли мои слова.
— Не понимаю…
— Что тут не понятного? Ко мне пришла твоя Мариночка.
— Не моя, — поправляет на автомате, но я пропускаю это мимо ушей.
— Прокина приходила ко мне.
— За…зачем?
Кажется, у него проблемы с голосом, потому что звучит он ну очень бледно.
— Сам как думаешь? — невесело усмехаюсь в трубку, — рассказывала подробности вашего интимного счастья, просила меня оставить вас в покое и не мешать Вселенскому счастью двух влюбленных голубков.
— Кира! — по ту сторону что-то гремит. Кажется, кто-то свалился со стула, — черт! Надеюсь, ты не стала ее слушать?
— Почему же не стала? Стала. Это было очень интересно и поучительно.
— Что бы она ни сказала – все не так! Не правда!
— Ты еще скажи, что я не так поняла, — хмыкаю, — и тогда мы вернемся к тому, с чего все начиналось.
— Я убью эту суку, — очень натурально рычит Березин.
Но то ли у меня уже иммунитет к его речам, то ли я стала старой циничной теткой, которая ничему не верит, но у меня внутри от этих слов не плавится. Я теперь все делю на два, а может и на десять.
— Какой смысл? Эту суку ты выбирал сам, Леш. Сам возил, сам балдел, сам саперы раскладывал.
— Кир… не начинай, пожалуйста.
— С работой у нее, кстати, как? Рекомендации получила?
— Я откуда знаю, — бурчит он, — меня это не касается.
В этот раз я мужу верю. Слишком уж грубо играла Прокина и во время визита, и во время того телефонного разговора, когда я заставила Березина включить громкую связь. Да и не выглядела она, как человек, у которого все схвачено. Скорее, как змея, которую загнали в угол, и теперь ей только и остается, что брызгать ядом.
— Она как-то заходила, спрашивала про работу. Я ее выгнал.
Надо же, какой аттракцион неожиданной откровенности.
— Так ее же уволили? — напоминаю с горькой усмешкой.
— Отработка две недели. Так что она еще тут, — отвечает он и тут же нервно добавляет, — мы не общаемся! Совершенно! Что бы она ни сказала, не верь ей! Даже мельком…
— Она мне угрожала, Леш, — перебиваю его эмоциональное словоизлияние, — сказала, чтобы я по ночам одна не ходила, а то мало ли что может случиться.
Снова молчание в трубке.
— Леша!
— Это уже перебор, — выдает Березин после затянувшейся паузы
— По-твоему, я вру?
— Я этого не говорил.
— В чем тогда перебор?
— Мне кажется, вот здесь ты точно что-то не так поняла. — уже увереннее подхватывает он, — я понимаю, что виноват перед тобой. И что Прокина теперь в твоих глазах исчадие ада. Но чтобы угрозы…
— Защищаешь? — горько усмехаюсь.
— Что? Нет! Погоди, Кир! — пугается, что сброшу разговор, — Кто в своем уме будет угрожать другому человеку? Это же преступление.
Бедняга не в курсе, что его непогрешимая Марина уже перешла черту и организовала поджог.
— Я не защищаю ее. Просто говорю, что она не бандюган какой-нибудь. Твое право злиться, но не надо впадать в крайности. Она не такая.
— А какая она? Добрая, ласковая, отзывчивая? Смотрит большими влюбленными глазами и, когда надо, хвалит?
— Кира, пожалуйста,
