— Каким образом, Мирослава? — тягуче, бархатно, очарованно прокатал мое имя-карамельку на языке Антон.
— Я ведь открыла для тебя все двери на свободу, не так ли? Ты мог уйти и не оглядываться. Без сожалений и чувства вины.
— Позволь уточнить, — Антон расстегнул верхнюю пуговку воротника-стоечки на моем платье. — Неужели эта дверь уже закрыта? Неужели я опоздал?
— Боюсь, что ты слишком нерасторопен, сладенький.
Еще одна пуговка из шести.
Я опустила глаза на его издевательски застывшие возле третьей пуговицы пальцы.
— Нерасторопен?
— Очень медленный.
— Как ты можешь так быстро передумать? — ах, какие искорки в его глазах. Ах, какие звездочки.
Забыв про игры и про все на свете, я прильнула к Антону с поцелуем, нежным-нежным и сахарным-сахарным.
Лучше бы нам было закрыть предварительно дверь, конечно.
Глава 28
— Экий перформанс, — голос богический Риммы прозвучал, практически, как глас свыше.
Подпрыгнув на Антоне, я так резко оглянулась, что едва не свалилась с кресла.
Вскочила на ноги и вытянулась по стойке «смирно».
Вы не видели, кстати, мой позвоночник? Кажется, я где-то потеряла его, потому что тело превратилось в желе.
Антон встал, усадил меня обратно в кресло — спасибо большое.
А то я сама бы на ногах ни за что не устояла.
— Кофе? — механически спросил он.
Римма Викторовна, глубоко шокированная, только головой покачала.
— Вы совсем обалдели? — спросила она заторможенно. — Хоть бы дверь закрыли.
Ага-ага. Все мы умные задним числом.
— Нет, от Мирославы, конечно, всякого можно было ожидать, — продолжала она, — но ты, Антон, взрослый, разумный человек! С чего бы это тебя опять потянуло на подростковый протест?
В смысле — от Мирославы всякого можно было ожидать?
В смысле — подростковый протест?
На Антона я боялась смотреть. А вдруг он сейчас падет перед нашей богиней на колени и станет умолять, чтобы она нас простила и не выдала брату? Это зрелище способно было разбить мне сердце.
Наверное, он ужасно напуган.
Римма Викторовна прошла туда-сюда по кабинету и остановилась прямо перед Антоном. Вылитая классная дама, заставшая ученика за разглядыванием неприличных картинок.
— Ты уже был однажды влюблен в жену своего брата, — проговорила она безжалостно. — Неужели это тебя ничему не научило?
Ну отомри же, радость моя.
Скажи ей, что это не ее дело.
Что это совсем не то же самое.
Что тогда ты был еще совсем мальчишкой.
Что я более осознанное решение.
Но Антон продолжал хранить молчание, и это убивало меня.
— Алеша никогда не должен об этом узнать, — заключила Римма Викторовна, — иначе это будет трагедия века. Все помнят, что у него слабое сердце? Как будто мало того, что его снова бросила жена!
Пфхх!
Как будто я была первой, кто ушла от Алеши.
Сама-то Римма Викторовна покинула его в первых рядах.
Рванула, сверкая пятками, к режиссеру Явлинскому.
— Кажется, мне пора, — пробормотала я уныло, — кажется, у меня молоко убегает.
— Останься, — мягко попросил Антон. — Полагаю, Римма Викторовна сказала все, что собиралась.
— Отнюдь, — та величественно опустилась на стул для посетителей и закинула ногу на ногу. — Все это… — она изящно покрутила рукой в воздухе, — был экспромт. Признаться, меня выбили из колеи ваши порочные шалости. Боже мой, это же почти инцест!
— Вот давайте без преувеличений, — огрызнулся Антон.
— Я преуменьшаю, — серьезно возразила она, — ах, чтобы вас, даже виски заломило! Просто прекратите это все немедленно, потому что в нашем городе почти невозможно скрыть интрижку.
— Кажется, я не спрашивал вашего совета.
— Очень зря.
— Между прочим, — тут я вспомнила, что тоже существо, способное к человеческой речи, — я подала на развод еще позавчера.
— И кому от этого легче? — Римма Викторовна отмахнулась от меня, как от комара. — Ты даже года не продержалась замужем. Эта безответственная молодежь! Почему бы вам не научиться думать, прежде чем…
— Достаточно, — предупреждающе и очень тихо оборвал ее Антон. Она вытаращилась на него с изумлением.
— Конечно-конечно, — поджала губы с притворным смирением, — ведь у тебя целое похоронное бюро! Проводим Алешу в последний путь с шиком.
— Римма Викторовна, выключите древнегреческую трагедию и перейдите к цели своего визита, — очень официально и очень сухо предложил Антон.
— Хорошо. Цель моего визита состоит в следующем, — она легко подстроилась под его интонации. — Будь так любезен, отправь Лизу, Арину и Алешу на море. В театре я договорюсь. Твоему брату необходима поддержка семьи и смена впечатлений.
— Вы уверены, что он хочет поехать с Лизой? — саркастически уточнил Антон.
— Почему нет? Ведь он с выходных обитает на ее диване.
— Бедная Лиза! — вырвалось у меня. Память о несчастном муже, который прирос к дивану после инфаркта, была еще свежа в моей памяти.
— На море так на море, — легко согласился Антон, — с Лизой так с Лизой. Стоило ради этого ехать в такую даль? Можно было обойтись телефонным звонком.
— Я собиралась заодно проведать Мирославу, она ведь игнорирует телефон. Вдруг, подумалось мне, девочка заболела от переживаний. Кто знал, что девочка так весело проводит время.
— Мы оба весело проводим время, — Антон, отрада очей моих, неожиданно ухмыльнулся. — Мир не крутится вокруг Лехи, Римма Викторовна, а мои подростковые увлечения только вы одна и помните.
— Неблагодарный ребенок, — вздохнула она и поднялась. — Нет, это невозможно понять. Полно же других мужчин и женщин! Зачем спать именно с теми, с кем нельзя категорически? В чем смысл?
— Любовь сокрушила нас, — глубокомысленно пояснила я, — подчинила, лишила здравого смысла.
Губы Антона весело дрогнули.
Римма Викторовна промаршировала к выходу и ушла, шваркнув дверью так, что у гробов в демонстрационном зале поди все крышки попадали.
— И что теперь? — я настороженно покосилась на Антона. Должно быть, ему этот разговор дался еще хуже, чем мне. Но передо мной был человек, который безупречно владел своими эмоциями, поэтому он только улыбнулся.
— Пообедаем?
— Дома еды нет, — ответила я. — Как-то жизнь в последнее время не предрасполагала к делам хозяйственным.
— Я так и понял, — Антон взял пиджак, раскрыл мою кофту, приглашая нырнуть в рукава, — от тебя же одни глазища остались, смотреть больно.
— Это потому, что я вся исстрадалась, представляя себе, как ты весь такой потрясающий в костюме, который я тебе сошью, увозишь в закат непонятную блондинку. Почему-то обязательно в алом кабриолете.
— Немного не мой стиль, тебе не кажется, — его руки задержались на моих плечах, а потом Антон и вовсе обнял меня, уткнувшись подбородком в плечо. Я накрыла ладонями его руки на моем животе. — Зачем ты фантазируешь о том, что тебе так не нравится?
— Потому что до судорог боюсь мечтать? — предположила я.
Прозвучало слишком грустно.
Фу, Мирослава.
Хватит на сегодня, в самом-то деле.
— Отвези меня в самый дорогой ресторан, — распорядилась я деловито. — Зря, что ли, я кудри сооружала?
Он немного помедлил, прежде чем выпустить меня.
— Пойдем.
Антон выбрал пригородный кантри-комплекс с шатрами и верандами. Накрапывал дождик, поэтому мы разместились в закрытой беседке, укрытой от чужих глаз белоснежным пологом. В середине круглого стола с кружевной скатертью благоухал букет ирисов.
Официант принес нам меню и пледы, в один из которых я с удовольствием закуталась, после пришествия Риммы Викторовны меня все еще слегка потряхивало.
— Но ты все равно должна сшить этот костюм, — заметил Антон, без всякого интереса листая меню, — алый кабриолет не обещаю, но увести в закат одну чокнутую брюнетку всегда готов.
— «Всегда» — это очень долго.
— Ты действительно хандришь, да?
