Николас Спаркс - Последняя песня

ходил в детсад...

— Мне так жаль, — прошептала Ронни, сжимая его руку.

— Мне тоже.

Он сморгнул слезы, которые до сих пор каждый раз жгли гла­за при страшном воспоминании.

— Но ты понимаешь, что это несчастный случай?

— Вполне. И ма тоже понимает. Но все равно винит себя за то, что выпустила руль. Отчасти винит и меня.

Уилл покачал головой.

— С тех пор она всегда ощущает потребность все контроли­ровать. В том числе и меня. На самом деле она всего лишь ста­рается меня уберечь, и мне тоже кажется, что это правильно. Ма потеряла сознание на похоронах, и я возненавидел себя за то, что был виновником катастрофы. Тогда я пообещал себе, что сделаю все, чтобы загладить вину. Хотя сознавал, что это невоз­можно.

Рассказывая, он нервно вертел за запястье плетеный браслет.

— Что означают эти буквы «ВВММ»?

— «Всегда в моих мыслях». Это сестра придумала. Чтобы помнить Майка. Она сказала мне об этом после похорон, но я почти ее не слышал. Меня трясло от ужаса. Мама кричит, ма­ленький брат лежит в гробу, сестра и па плачут. Я поклялся ни­когда больше не ходить на похороны.

Ронни не могла найти нужных слов. Уилл выпрямился, по­нимая, что ей необходимо прийти в себя. Да и ему тоже. Он не ожидал от себя такой откровенности.

— Прости, мне не следовало все это говорить.

— Почему? Я рада, что ты рассказал.

Она вновь сжала его руку.

— Это не та идеальная жизнь, которую ты, возможно, пред­ставляла.

— Я никогда не воображала, что твоя жизнь идеальна.

Он ничего не ответил. Ронни инстинктивно подалась вперед и поцеловала его в щеку.

— Жаль, что тебе пришлось пройти через все это.

Он длинно, прерывисто вздохнул и снова пошел вперед.

— Так или иначе, для ма было важно, чтобы я поступил в университет Вандербилда. Значит, я пойду туда.

— Уверена, там тебе понравится. Я слышала, что это пре­красный университет.

Он переплел ее пальцы со своими, думая, какими мягкими они кажутся по сравнению с его загрубевшей кожей.

— Теперь твоя очередь. Чего я еще не знаю о тебе?

— Ничего похожего на то, что ты только что мне рассказал, — покачала она головой. — Даже сравнения никакого.

— Это не важно. Я просто хочу лучше тебя узнать.

Она оглянулась на свой дом.

— Ну... я не разговаривала с отцом три года. И заговорила только пару дней назад. После того как он и ма разъехались, я очень на него рассердилась. Не хотела никогда больше видеть и, уж конечно, помыслить не могла, чтобы провести с ним лето.

— А сейчас? Рада, что приехала?

— Может быть, — призналась она.

Он рассмеялся и шутливо подтолкнул ее.

— Какой ты была в детстве?

— Занудой. Только и делала, что играла на пианино.

— Я бы хотел послушать, как ты играешь.

— Я больше не играю, — отрезала она.

— Никогда?

Ронни покачала головой, и Уилл понял, что ей не хочется об этом говорить. Вместо этого он стал слушать рассказы о ее друзь­ях, о том, как она проводит выходные, улыбался ее историям о Джоне. Казалось таким естественным проводить с ней время. С этой девушкой ему необычайно легко! Он открывал ей подроб­ности своей жизни, которые никогда не обсуждал с Эшли. На­верное, хотел, чтобы она узнала его настоящего, и почему-то ве­рил, что она реагирует правильно.

Таких прежде он не встречал. Ему ужасно не хотелось отпускать ее руку. Их пальцы словно приклеились друг к другу.

Если не считать шума, доносившегося из дома, где проходи­ла вечеринка, ничто больше не нарушало тишину. Они были со­всем одни. Музыка была тихой и нежной, и, подняв голову, Уилл увидел прочерк падавшей звезды. Повернувшись к Ронни, он по ее лицу понял, что она тоже все видела.

— Ты загадал желание? Какое? — спросила она шепотом.

Но он не мог ответить. Только обнял ее свободной рукой, точно зная, что влюбился. Потом он притянул ее к себе и поце­ловал под звездным покрывалом, не переставая поражаться соб­ственной везучести. Какой же он счастливчик, что нашел ее!

Ладно, она признавалась, что могла бы привыкнуть к такой жизни: лежать на надувном матрасе в бассейне, а рядом бы сто­ял стакан с охлажденным чаем, который на серебряном подносике принес повар.

И все же не могла представить, каково было Уиллу расти в таком мире. Но поскольку он не знал ничего другого, возможно, и не заметил разницы.

Загорая на матрасе, она любовалась Уиллом, стоявшим на крыше купальной кабины и готовым к прыжку.

Он забрался туда ловко, как гимнаст. И даже на расстоянии она видела, как играют мускулы на его руках и животе.

— Эй! — крикнул он. — Смотри, как я делаю сальто!

— Ты забрался туда только для того, чтобы сделать одно саль­то?!

— А что тут такого?

— Я хочу сказать, что всякий может сделать одно сальто. Даже я.

— Хотелось бы посмотреть, — скептически фыркнул Уилл.

— Не хочу лезть в воду.

— Но я пригласил тебя поплавать.

— А я и плаваю. И загораю.

Он рассмеялся.

— Знаешь, тебе не помешает немного солнца. В Нью-Йорке оно не так часто бывает, верно?

— Хочешь сказать, что я бледная? — нахмурилась она.

— Нет, я бы употребил другое слово; «пастозная» — это бу­дет точнее.

— Ах как мило с твоей стороны. Интересно, что я в тебе на­шла?

— Нашла?

— Именно, и если будешь бросаться подобными словами, когда речь идет обо мне, я не вижу будущего наших отноше­ний.

Он оценивающе оглядел ее.

— А если я сделаю двойное сальто, ты меня простишь?

— Только если завершишь сальто идеальным прыжком. Но если опять поднимешь тучу брызг и двойное сальто — все, на что ты способен, я, так и быть, притворюсь изумленной и потрясен­ной, особенно если при этом не промокну насквозь.

Он поднял брови, прежде чем отступить на несколько шагов и взвиться в воздух. Сжался в тугой узел, дважды перевернулся и, распрямившись, вошел в воду почти без всплеска.

Ничего не скажешь, впечатляет! И неудивительно, учиты­вая, как грациозно он двигается.

Уилл с довольным видом вынырнул у края матраса.

— Неплохо, — похвалила Ронни.

— Насколько неплохо?

— Я бы дала тебе четыре и шесть.

— Из пяти?

— Из десяти! — поправила она.

— Ну хотя бы из восьми!

— Вот поэтому судья здесь — я. Слишком многого хочешь.

— Как опротестовать результат? — спросил он, цепляясь за матрас.

— Никак. Это окончательно.

— А если я недоволен?

— Тогда, быть может, подумаешь дважды, прежде чем упо­треблять такие слова, как «пастозный».

Он рассмеялся и подтянулся, взбираясь на матрас. Ронни крепче вцепилась в край.