— Но знаешь, что он при этом сказал? Нечто совершенно непонятное. Спросил, собирается ли Скотт выстрелить в него бутылочной ракетой. А когда он сегодня брякнул нечто подобное тебе, ты просто оцепенел.
Уилл отвел взгляд.
— Ничего особенного, — пробормотал он, сжимая ее руки. — И я не позволил бы, чтобы с тобой что-то случилось.
Он откинулся назад, опираясь на локти.
— Можно задать тебе вопрос? На совершенно другую тему?
Ронни подняла брови, недовольная его ответом, но решила не углубляться и молча кивнула.
— Почему пианино стоит за фанерной перегородкой? — спросил Уилл и, увидев, что она удивлена, пожал плечами: — окно все видно, и фанерная перегородка сильно выделяется из общего интерьера.
Настала очередь Ронни отвернуться. Она зарылась руками в песок, едва не корчась от стыда.
— Я сказала па, что больше не желаю видеть пианино, поэтому он сделал перегородку.
— Ты так ненавидишь пианино? — потрясение спросил он.
— Да.
— Потому что тебя учил отец?
Ронни так удивилась, что даже ответить не успела.
— Он ведь преподавал в Джульярде. Верно? Вполне логично, что учил и тебя. И я готов биться об заклад, что ты талантлива, потому что раньше любила то, что ненавидишь сейчас.
Для огромной обезьяны-тире-волейбольного игрока он был достаточно проницателен.
Ронни глубже зарылась пальцами в песок, прохладный и влажный под верхним горячим пересохшим слоем.
— Он учил меня играть с того времени, как я начала ходить. Я играла часами, годами, по семь дней в неделю. Мы даже сочиняли музыку вместе. Представляешь, что мы с ним делили? Нечто ценное, предназначенное только для нас обоих, а когда он уехал от нас... я посчитала, что он предал не только семью, но и меня лично. Я так взбесилась, что поклялась никогда больше не играть и не сочинять новых песен. Так что когда я только приехала сюда, увидела пианино и услышала, как он постоянно играет в моем присутствии, я была уверена: он думает, будто все его поступки не имеют никакого значения и что в любую минуту можно все начать сначала. Но так нельзя. Мы не можем переделать прошлое.
— Но вчера ты была с ним так дружелюбна, — заметил Уилл. Ронни медленно вытянула руки из песка.
— Да, последние несколько дней мы лучше с ним ладим. Но это еще не означает, что я снова захочу играть.
— Конечно, это дело не мое, но если ты так хорошо играла, значит, сейчас делаешь назло только себе. Ведь это дар, верно? И кто знает — может, тебе стоило поступить в Джульярд?
— Я смогла бы. Они до сих пор мне пишут. Пообещали, что, если передумаю, найдут для меня место, — ответила она с легким раздражением.
— Так почему ты туда не идешь?
— Это так много для тебя значит? — взвилась Ронни. — Что я не та, какой ты меня считал? Что у меня какой-то особый талант? И поэтому я достаточно хороша для тебя?
— Вовсе нет, — заверил Уилл. — Ты по-прежнему та, которая мне нужна. С самой нашей первой встречи. И ты никак не можешь стать для меня лучше, чем уже есть.
Ронни тут же стало стыдно за свой взрыв. Она была уверена, что он не фальшивит и говорит искренне. Правда, они знают друг друга всего несколько дней, и все же... он умен и добр. И любит ее.
Словно поняв, о чем она думает, он придвинулся ближе и нежно поцеловал ее в губы. И Ронни вдруг поняла: она хочет одного — проводить часы и дни в его объятиях. Совсем как сейчас.
Маркус наблюдал за ними издалека.
Значит, вот оно как?!
Ну и хрен с ним! Хрен с ней! Пора повеселиться!
Тедди и Ланс притащили выпивку, и люди уже собирались. В начале вечера он видел, как семейство отдыхающих загрузило свой дерьмовый мини-фургон, куда вместе с родителями сели уродливый пес и еще более уродливые дети, после чего развалюха отъехала от коттеджа в двух-трех домах от паршивой лачуг Ронни. Маркус был достаточно опытен, чтобы знать: следующие временные жильцы прибудут не раньше утра, после отъезда бригады уборщиков, а это означало, что, если проникнуть внутрь, дом на эту ночь будет принадлежать им.
А проникнуть не так сложно, учитывая, что у него есть ключ и код сигнализации. Отдыхающие, уходя на пляж, никогда не запирали двери. Да и зачем? Они привозили с собой только еду и, может, несколько видеоигр, поскольку большинство оставались здесь только на неделю. А владельцы дома, жившие в городке побольше, таком, как Шарлотт, устав от постоянных звонков представителей охранной фирмы, которые сообщали, что сигнализация сработала посреди ночи, были так любезны, что написали код прямо над панелью сигнализации на кухне.
Умно! Просто умно! Обладая особым чутьем, он всегда мог найти дом-другой, чтобы устроить вечеринку. Главное, не переходить границ. Тедди и Ланс всегда хотели тусоваться в подобных местах, но Маркус знал, что, если делать это слишком часто, управляющие компании что-то заподозрят. Пошлют менеджеров проверить, в чем дело, попросят полицейских делать регулярные объезды и предупредят хозяев и отдыхающих. И что потом? Останется только «Боуэрс-Поинт», где они обычно собирались.
Раз в год. Один раз за лето. Таково его правило, и этого было достаточно... Разве что потом устроить пожар?
Маркус улыбнулся.
Сделаешь это — и проблема решена. Никто никогда не заподозрит, что здесь была вечеринка. Нет ничего величественнее большого пожара, потому что огонь живой. Пламя, особенно высокое, двигается, пляшет, уничтожает и пожирает.
