Так Грейс познакомилась с Лукой. Он вышел из джипа и направился к ним с пистолетом в руке.
Ей следовало бы испугаться: он был одет в черное, и ее воображение немедленно нарисовало образ кровожадного вампира. Кара что-то жалко залепетала, а Грейс была… очарована. Она словно оказалась героиней захватывающего фильма, и вот главный вампир вышел из гроба, чтобы приветствовать их.
Оглядываясь назад, Грейс с трудом верила, что не испугалась вооруженного человека, но тогда она действительно не почувствовала ни малейшей опасности. По наивности она полагала, что на Сицилии все мужчины ходят вооруженными. И считала все это очень романтичным. Несчастная идиотка!
Внезапно на глаза навернулись слезы. Грейс сморгнула их и громко шмыгнула носом, потревожив Лили, жадно поглощавшую молочную смесь. Малышка не подозревала, что ее счастливая жизнь отныне безвозвратно изменится.
В прихожей послышались шаги, затем стук закрывающейся входной двери. Грейс прижала дочку к себе. Она скорее умрет, чем расстанется с ней. Она не сомневалась, что Лука по-прежнему в доме. И интуиция ее не обманула: он вошел в гостиную с таким видом, словно имел полное право здесь находиться. Он все еще был без рубашки, на плечо была наложена повязка, рука висела на перевязи. Лука выключил телевизор.
– Я смотрю шоу.
У него затрепетали ноздри. Не сводя глаз с Грейс, он сунул руку в задний карман брюк и достал два паспорта. Кровь бросилась ей в голову так стремительно, что перед глазами все поплыло. Глядя на него, Грейс крепче обняла Лили, по спине ее пополз жуткий холод.
Лука помахал перед ней паспортами и снова спрятал их в карман.
– Лили Элизабет Мастранджело. – Он говорил спокойно, но Грейс стало страшно. – Судя по дате рождения, сейчас ей двенадцать недель.
Несмотря на ранение, от Луки по-прежнему исходила скрытая угроза. Когда-то она считала это захватывающим. Зачем он навис над ней? Грейс была выше среднего роста, но рядом с Лукой выглядела крошечной.
Ну почему она не уехала отсюда раньше? Она довольно быстро пришла в норму после родов. Так почему же замешкалась?
– Как ты посмел рыться в моей сумке? – В горле настолько пересохло, что слова причинили ей сильную боль.
Глаза Луки сверкнули.
– Я имел право. Ты украла у меня моего ребенка.
Нет, она не позволит ему одержать верх. Не сдастся без борьбы.
– Лили не твой ребенок! Я указала тебя как отца только потому, что мы все еще женаты.
– Разумеется, она моя! У тебя не было возможности завести интрижку, кроме того, ты любила меня. У нас был потрясающий секс.
В животе Грейс шевельнулось огненное колесо, замелькали воспоминания: она, нагая, в его объятиях, его сильные руки…
– Ключевое слово тут «любила». – Грейс говорила напряженнее, чем ей хотелось бы. – «Любила» – прошедшее время. Лили не твой ребенок.
Лука подошел к ней и присел на корточки. От резкого движения черты его лица исказились, но только на миг. Огненный водоворот внутри Грейс замер. Лука терпеть не мог чувствовать себя не в форме. Она могла бы ранить его десять раз, но он все равно постарался бы выглядеть как человек, полный жизни и энергии.
– Bella, – сказал он чересчур вкрадчиво, и это не позволило ей расслабиться, – она вылитая Мастранджело. И ты зачала ее в браке со мной. Я точно знаю, что ты не изменяла мне…
Копившееся внутри напряжение неожиданно прорвалось наружу, и Грейс посмотрела на него дикими глазами. Глупо было рассчитывать, что он поверит, будто Лили не его дочь. Лука настолько самонадеян, что для него поверить в измену жены так же невозможно, как в сказку, что луна сделана из сыра.
И очень глупо было указать его в свидетельстве о рождении.
– Нелегко завести интрижку, когда собственный муж отслеживает по телефону все твои перемещения, а для верности приставляет к тебе двух телохранителей, которые докладывают о каждом твоем шаге, – заметила она.
Лили опустошила бутылочку и подняла глаза на мать, удивленная ее громким голосом. Лука сжал губы и подался вперед:
– Так ты признаешь, что она моя? Ты сознательно скрывала ее рождение?
Понизив голос, чтобы не пугать дочку, Грейс посмотрела на него со всем презрением, на какое была способна. Пусть каждое ее слово будет для него как удар в солнечное сплетение.
– Да, я прятала ее от тебя и впредь буду так поступать. Лили заслуживает лучшего, и ей ни к чему знать, что половиной своих генов она обязана чудовищу. Ты, может быть, и донор спермы, но мать ее – я! Ты ей не нужен. И мне тоже.
Ее ядовитые слова вонзились в его сердце, как острый нож.
Луке достаточно было один раз взглянуть на Лили, чтобы понять: она его дочь. Он не знал, откуда взялась эта уверенность, но у него не возникло ни тени сомнения. Это его ребенок.
Он стал отцом. Теперь, когда его женушка признала правду, ему следовало бы испытать облегчение. Но вместо этого в мужчине начинал разгораться гнев, которому он не позволял вырваться наружу.
Он представить не мог, что губы его жены могут источать такой яд. Грейс всегда видела в людях только хорошее, искала в них только добро.
Ему в голову не могло прийти, что Грейс станет смотреть на него словно на антихриста. Все внутри сжалось, когда Лука увидел, как она приподнимает их ребенка и поглаживает по спинке.
Его плечо болело нестерпимо. Когда они выйдут из дома, он все-таки примет болеутоляющее, а пока ему необходимо сосредоточиться.
Лука встал:
– Даю тебе полчаса.
– На что? – спросила Грейс, погружая лицо в густые черные волосики их дочери.
– Чтобы собрать вещи. То, что нельзя упаковать, придется оставить здесь.
– Я никуда не собираюсь.
– Ты так считаешь?
Лука прошелся по тесной гостиной, чувствуя в ногах свинцовую тяжесть. Грейс умудрилась разместить здесь гребной станок, велотренажер и беговую дорожку. Никто, глядя на нее, не подумал бы, что она недавно родила. И эта женщина как-то призналась ему, что терпеть не может гимнастику.
– У тебя нет выбора, – заявил он.
– Выбор есть всегда.
Лука остановился и впился в нее взглядом, не пытаясь скрыть ненависть:
– Мы поступим следующим образом: ровно через тридцать минут уедем отсюда и вернемся на Сицилию.
Он перевел дыхание.
Меньше часа назад Лука не подозревал о существовании Лили, не подозревал, что стал отцом. Сейчас глазки у девочки были закрыты нежными веками с густыми черными ресницами Мастранджело.
У него что-то дрогнуло в груди, всплыли воспоминания раннего детства. Когда Луке было три года, он проснулся как-то утром и обнаружил, что его родители исчезли. Беттина, любимая служанка, которой часто поручали за ним присматривать, была красная от волнения. Маму увезли в больницу, она должна была родить. Лука до сих пор не забыл атмосферу напряженного ожидания, царившую в доме. Но особенно отчетливо ему запомнилось возвращение родителей домой с младенцем – мама бледная, усталая, счастливая, отец светится от гордости. Они положили Пепе на руки сидевшего на диване Луки и сфотографировали маленьких братцев вдвоем. Лука чувствовал, как его переполняет счастье.
