– Ну, – Руфус сдвинул брови.
– Давай же, давай, Руфус, начинай!
Он явно с неохотой проговорил:
– Конечно, если ты настаиваешь. Раз… Два… Три…
Бэнни нажала руку Джона. Рука лейтенанта Лэйтона не дрогнула. Она нажала еще раз. Безрезультатно. Бэнни искоса взглянула на него. Он широко улыбался. Бэнни нахмурилась и налегла всем весом на мужскую руку. По-прежнему безуспешно. Но, к своему удивлению, она заметила, что и ее рука не отклонилась назад.
Постепенно она ослабила хватку, и сразу же почувствовала, как его рука тоже расслабилась. Затем без предупреждения, Бэнни со всей силой налегла на его руку. В ответ на это мышцы его мгновенно напряглись. Но он по-прежнему держал ее руку осторожно, почти нежно, как будто она была чем-то хрупким и ценным, и он боялся раздавить ее своей мощью.
Бэнни отступила.
– Ну, что, ты решил меня добить?
– Нет, – он энергично потряс головой из стороны в сторону.
– Ну, тогда, наверное, победа будет за мной. Как ты думаешь? – спросила она с надеждой в голосе.
Он снова улыбнулся и гордо сказал:
– Нет.
– Тогда что же, мы собираемся так сидеть здесь всю ночь? – В действительности, эта перспектива вовсе не казалась ей такой уже страшной.
Он нахмурился и пожал плечами.
– Не знаю.
– Хватит! – Кэд хлопнул ладонью по столу. – Отпусти ее руку.
– Одну минутку, – капитан Ливингстон встал со скамьи. – Еще не конец.
– Нет, все уже ясно. Он не может нанести Бэнни окончательное поражение, – ответил Кэд.
– Ерунда. Вы прекрасно понимаете, что он мог бы с легкостью это сделать.
– А как же я узнаю об этом, интересно? Если они просто сидят за столом, – сказал Кэд, не без самодовольства.
– Лэйтон, ваш долг – нанести ей поражение.
– Извините, капитан, но она девушка, я не могу этого сделать, – Джон поднял свою свободную руку и попытался убрать волосы со лба.
– Да, я знаю, что она девушка. Мы все знаем, что она девушка. Но я приказываю вам нанести ей поражение!
Уголки красивых губ Джона опустились:
– Не могу. Она девушка. Она хорошая.
– Благодарю вас, лейтенант Лэйтон, – Бэнни торжествующе улыбнулась.
– Кажется, это ничья. Не так ли?
– Лэйтон, вы просто безмозглый осел! – Ливингстон устало потер виски. – У вас даже не хватает соображения нанести оскорбление сопернику как следует. Джоунз, принесите нам выпить. На восьмерых только – я прослежу. Можно хорошей мадеры.
– Ну, капитан, по-моему, мы не обговаривали, что именно будете пить.
__ Я думал, что победитель вправе выбирать. Как это и должно быть в настоящем пари, которое заключают джентльмены.
– Ну, что касается меня, так я никогда не претендовал на звание джентльмена. Так ведь? Мы вам можем предложить отличный флип,[2] который можно найти только в новой Англии.
– Флип?
– Да. Замечательная штука для того, чтобы разогреться в холодный ноябрьский день, – улыбнулся Кэд, но в его глазах промелькнул дьявольский огонек.
– Бэнни, сходи-ка принеси… Бэнни!
– Что, папа?
– Да, отпусти ты этого парня!
– А? Да, конечно. Извини, папа. – Неохотно она высвободила руку из ладони лейтенанта, но продолжала сидеть, не двигаясь.
– Ну, Бэнни, поди же, приступай к работе. – Кэд пристально посмотрел на свою единственную дочь.
– Да, папа.
– Пойди принеси наш фирменный напиток.
Сжав правую руку в кулак, как будто она подольше хотела сохранить приятное ощущение ладони лейтенанта Лэйтона, Бэнни выскользнула из зала.
В полутемном подвале она достала пять огромных оловянных кружек, налила в них пенящееся пиво с черной патокой и добавила сухой тыквы, чтобы подсластить смесь. Затем она взяла железную кочергу, которую постоянно держала на огне специально для этих целей, и сунула ее раскаленный конец в каждую кружку, поморщившись от едкого запаха.
Ловко взяв две кружки в одну руку и три в другую, она вернулась в зал. Англичане занимали два стола в центре комнаты. Бэнни сначала подошла к троим молодым солдатам в красных мундирах. Они взяли кружки, едва кивнув ей. Затем она подошла к офицерам и поставила одну из кружек перед капитаном, который уставился куда-то ниже ее шеи. Ей захотелось вылить ему на колени горячую жидкость. Но это было небезопасно. Последнюю кружку она дала лейтенанту Лэйтону. Он сделал большой глоток и тут же все выплюнул изо рта. Местом назначения этого потока оказался безукоризненно чистый жилет капитана.
– А!… Ой! Мое горло! – с трудом выдохнул Джон.
Капитан Ливингстон встал на ноги, пытаясь вытереть жилет.
– Лэйтон, клянусь вам, вы – самый неуклюжий солдат, который когда-либо находился в моем распоряжении. Когда мы вернемся в лагерь, я позабочусь о том, чтобы вы пожалели о случившемся.
Бэнни прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Принести вам полотенце, капитан? – подумав, она вытащила из-за пояса платок и протянула ему.
– Извините, капитан, – хмуро сказал Джон.
Элизабет взглянула на него, и все ее веселье улетучилось без следа. Он был похож сейчас на одного из ее племянников, который вот-вот будет наказан, но без сомнения больше переживает не из-за этого, а из-за того, что он расстроил своих родителей. Она уже было протянула руку, чтобы утешающе похлопать лейтенанта по плечу, но тут же остановилась. Не следует хлопать по плечу всяких чужих, взрослых мужчин, даже если этот жест покажется всем вполне естественным.
– Это не ваша вина, – сказала она. – Мне следовало предупредить вас, что флип горячий.
– Извините, – повторил он.
– Все в порядке, лейтенант, – сказал Ливингстон, сам удивившись своему терпению. – Вы же ненарочно.
– Нет, ненарочно. Почистить вам жилет? – спросил Джон, облегченно вздохнув.
– Ну, разумеется, когда вернемся в лагерь. Что ж мы не пьем? А вы, лейтенант, будьте впредь осторожны. Ладно?
Откинувшись на скамью, он сделал маленький глоток. Его передернуло.
– Очень горький.
– Мы здесь считаем, что лучше этого напитка ничто не согреет человека в холодную погоду. – Она слегка выделила слово «человек», что, правда, казалось, прошло незамеченным.
– Да, да, – сказал Ливингстон. – Согревает, даже очень.
– Бэнни! – прогремел голос отца. – У нас новые посетители.
– Иду, папа.
Бэнни начала обслуживать клиентов, и у нее уже не было больше времени обращать внимания на английских солдат. Из-за их присутствия в таверне было необычно тихо. Клиенты молча сидели и пили, курили трубки и разглядывали англичан. Обычно в «Дансинг Эле» раздавались возмущенные протесты в адрес Британии и той несправедливой политики, которую она проводила в своих колониях. Сегодня вечером все настороженно молчали.
