— Хорошо. Я буду ждать вас в своем офисе. Запишите адрес. Это совсем рядом с вашей гостиницей.
Елена записала адрес и положила трубку. Господи! Неужели согласился? — подумала она. Интересно, что же такое сказала ему Анна, что он даже сам позвонил? Но раздумывать было некогда, надо было собираться.
Без пятнадцати одиннадцать журналистка была в приемной Оболенского. Пока она шла по коридору, ее узнавали, некоторые даже здоровались. В свое время Елена была ведущей популярного ток-шоу, выходившего на экраны 5 раз в неделю. Поэтому лицо ее было знакомо всем. Секретарша тоже ее узнала, она пригласила Елену присесть и сообщила, что Станислав Георгиевич будет ровно в 11 часов.
В это время Оболенский был в кабинете Шуры. Тот сидел, откинувшись в кресле, и улыбался. Стас был сосредоточен и даже раздражен.
— Ну, чего ты лыбишься? Посоветуй, что делать-то?
— Что я могу посоветовать? — хитро прищурился Шура. — Соглашайся, телезвездой станешь!
— Не ехидничай. Ты тоже со мной на экран попадешь. Скажу, что без тебя сниматься не буду, — заметил Стас.
— А я то здесь при чем? — удивился тот. — Я один раз женился и 35 лет живу, — сказал он, продолжая насмешливо улыбаться.
— Угораздило же Люську меня так подставить! Я с ней еще разберусь, — с раздражением произнес Стас.
— Ой! Она тебя так испугалась, — усмехнулся Шура, — второй день под диваном сидит. Анна-то, что говорит? Она согласна?
— Вроде бы — да.
— Тогда у тебя другого выхода нет, — уверенно заметил тот. — Соглашайся!
— Анна сказала, чтобы я решал сам.
— Ох, молодожен, — наставническим голосом произнес Шура, лукаво прищуриваясь. — Слушай сюда, что тебе говорит ветеран-женатик. Если жена сказала — делай, как хочешь, то делай так, как хочет она.
— Это почему же? — удивился Стас
— Ну, сделай по-своему. Набивай себе шишки. Учись премудростям дипломатии семейной жизни, — усмехнулся Шурик.
— И что будет, если сделаю по-своему? — поинтересовался тот.
— Там увидишь. Откуда я знаю, что придумает твоя Анна? Но сексуальная диета тебе обеспечена, — продолжая насмешливо щуриться, ответил он.
— Ладно, я иду сдаваться, — вставая, сказал Оболенский.
— Ну, Господи благослови, — иронично проронил ему вслед Шура.
— Да пошел ты! — огрызнулся Стас.
Елена ожидала в приемной. Ровно в 11часов из кабинета Радченко вышел высокий мужчина атлетического телосложения. Черные вьющиеся волосы были затянуты сзади в косичку. Мельком взглянув на журналистку, он сухо произнес: " Проходите", — и открыл дверь своего кабинета. Оболенский уселся за стол и жестом пригласил Елену садиться. Такого приема журналистка не ожидала. Обычно ей приветливо улыбались и даже делали комплименты с первой минуты общения.
Станислав Георгиевич был в импортном черном костюме, сидевшем безукоризненно. Елена, знавшая в этом толк отметила, что на нем очень дорогие — фирменная рубашка и галстук. Создавалось впечатление, что Оболенский только что вышел из дорогого бутика. Интересно, он всегда так шикарно одет или по случаю встречи с московской журналисткой, — подумала Лена.
Глубоко посаженные, темно карие глаза Станислава Георгиевича, обрамленные густыми черными ресницами, смотрели на журналистку холодным и неприветливым взглядом.
И с этой мумией я буду говорить о любви, — с ужасом представила молодая женщина.
— Елена Владимировна, — обратился к ней Оболенский без тени улыбки, — можно узнать, как вы вышли на Люсьену Борисовну?
— Меня с ней познакомила Юлия Валентиновна, ее одноклассница.
— Ну хорошо, в принципе, это уже не важно, — заметил он.
— Скажите, в какой форме вы намерены делать передачу, где вы собираетесь снимать, и сколько времени это займет? — продолжил Станислав Георгиевич все тем же деловым тоном.
— Обычно съемки ведутся в домашней обстановке, в виде вопросов и ответов. Насчет времени сказать трудно, все будет зависеть от вас, от вашего желания отвечать или не отвечать на интересующие меня вопросы, — несколько оробевшим тоном ответила Елена.
Зазвонил телефон, Оболенский извинился и стал с кем-то разговаривать.
Боже мой, все больше приходя в замешательство, — думала Лена. Он полностью держит инициативу в своих руках. Разговаривает со мной так, будто мы заключаем сделку купли-продажи.
В это время в кабинет вошел Шура. Такой же высокий и мощный. Но в отличие от Оболенского, он широко улыбался и прямо светился благожелательностью. Радченко был русоволосым, голубоглазым красавцем. Прямо Ален Делон, — подумала Лена.
— Какие люди в нашем захолустье! — воскликнул Шура, подходя к журналистке и целуя ей руку. — Какому богу мы должны быть благодарны за счастие лицезреть вас, Елена Владимировна? — продолжил он, усаживаясь напротив.
— Богу Гименею, — ответила Лена, с улыбкой глядя на галантного красавца.
— Елена Владимировна, так на какое время мы назначим съемку? И когда? — обратился к ней Оболенский.
— Мне бы хотелось начать сегодня, — ответила Елена, — а время назначьте сами.
— Хорошо, сегодня я могу освободиться пораньше. Часов в 15 вас устроит?
— Конечно. Ваш адрес я знаю и приду сразу с оператором.
— Я пришлю за вами машину в 14.50.
— Может не стоит, наша гостиница рядом, — возразила Лена.
— Я пришлю за вами машину, — повторил Оболенский, — это не обсуждается.
— Елена Владимировна, — с улыбкой обратился к ней Шура, — вы не будете возражать, если мы с женой тоже будем присутствовать? Все-таки этот грозный начальник, — он покосился на Оболенского,
— наш самый ближайший друг.
— Я вам буду очень благодарна за такую любезность, — с самой обворожительной улыбкой ответила журналистка.
Когда Елена ушла, Шура накинулся на Стаса.
— Ты совсем офонарел? Набычился, рыкаешь, как лев. До смерти бабу напугал.
— Честно говоря, в душе я надеялся, что она пошлет меня к черту, — со вздохом ответил Стас.
— Размечтался! Она к тебе не на свидание пришла, а работать, — заметил Шура.
Часов в двенадцать Елене на мобильник позвонила Люсьена.
— Ну, как дела, Леночка?
— Кошмар! Согласиться-то Станислав Георгиевич согласился, но как я с ним о любви говорить буду, не представляю, — обреченно ответила журналистка.
— Что? Нагнал на тебя жути наш Стасик? Не обращай внимания. В жизни он совсем не страшный. Вот увидишь. Просто у него имидж такой. В пределах офиса срабатывает условный рефлекс, — не улыбается и разговаривает только официальным тоном.
— У Оболенского один голос чего стоит! Кровь в жилах стынет. Мне кажется, он и улыбаться-то не умеет. А вот в вашего мужа я просто влюбилась. Такой красивый, такой галантный.
