— А еще такой вредный, такой хитрый, — со смехом продолжила Люся. — Перед молодой женщиной он, конечно же, как павлин хвост распустил. Знаешь, Лена, есть такая поговорка, что где хохол прошел, там двум евреям делать нечего. Так вот, где прошел мой обаятельный и улыбчивый Шурик, там четырем евреям нечего делать.
— Ой, что уж вы такое про мужа говорите.
— Да нет, Леночка, я шучу. Они, вообще-то, оба мужики славные. И совсем еще не старые и не нудные. У них душа молодая. А Стаса не смущайся. Он получше других о любви говорить умеет. Такую песню собственного сочинения для своей Анюты на свадьбе спел. Я тебе потом кассету покажу.
— Люсьена, я надеюсь, вы на съемке будете? — спросила журналистка.
— Обязательно! — ответила Люся. — Давай до встречи, и держи хвост пистолетом.
Господин Оболенский, как и обещал, прислал за телевизионщиками машину, и в 15 часов они уже звонили в дверь. Открыла Люсьена. Все прошли в зал.
— А где мужчины? — поинтересовалась журналистка у Анны.
— Стас там что-то на кухне колдует, Шура ассистирует, — ответила Аня, — сейчас выйдут. Лена, я думаю, что если беседа будет идти в домашней обстановке, то Стасу не надо быть в костюме и при галстуке? — поинтересовалась она.
— Конечно, нет! Это же не официальная встреча, — ответила Лена.
— Ну, слава богу, а то я измучилась в сомнениях.
— А что, Станислав Георгиевич сам готовит? — удивилась журналистка.
— Лена! Да Макаревич отдыхает, когда у плиты Стас, — с улыбкой ответила Анна. — Он пришел около двух часов и даже на кухню нас с Люсей не пустил. Сказал, что такую обаятельную молодую женщину, он угостит своим фирменным блюдом.
— Станислав Георгиевич так сказал? — изумилась Елена.
— А чему ты удивляешься? Стас большой ценитель женской красоты, особенно в сочетании с умной головой. Просто во время вашей встречи он был еще весь в сомнениях и злился, скорее всего, на себя. Сейчас я их позову.
В это время в зал вошли Шурик со Стасом. Оболенский был в потертых джинсах и объемном пуловере. Невероятно густые смоляные кудри, с легкой проседью на висках, рассыпались до плеч. Он был весел и светился поистине Голливудской улыбкой.
— Еще раз добрый день, Елена Владимировна. Я приношу вам свои извинения за холодный прием в офисе, — обратился он к журналистке, глаза его лукаво щурились. — Я уже получил нагоняй от всех троих — жены, Шуры и Люсьены.
Виноградова стояла совершенно ошеломленная его видом. От строгого, делового и элегантного господина Оболенского не было и следа.
— Станислав Георгиевич, да вы оборотень, я бы в таком виде на улице вас никогда не узнала, — сказала она.
— Оборотень? — рассмеялся Стас, — вот так меня еще никто не называл.
Наконец все расселись. В объективе телекамеры были только Оболенский и Елена.
— Станислав Георгиевич, Люсьена рассказала мне историю вашей первой любви. Для зрителей я сделаю пересказ вашей истории в несколько сокращенном виде. А теперь давайте построим нашу беседу так — я буду задавать вам вопросы, чтобы понять суть ваших поступков.
— Хорошо, — ответил Оболенский, — только, пожалуйста, обращайтесь ко мне хотя бы без отчества, у меня слишком длинное имя. А я, если не возражаете, буду называть вас просто Леночка. Идет?
— Идет, — ответила журналистка. — Но до начала записи ответьте мне на один вопрос: как Анне удалось уговорить вас на съемку? Что она вам сказала?
— Уговорить? — переспросил Стас. — Нет, Леночка, уговорить меня очень сложно. Моя жена это знает, и даже не пыталась. Просто я имел несчастие жениться на очень мудрой женщине. Всегда считал, что сам принимаю решение, а, оказывается, делаю то, что хочет она. Вот такой я несчастный мужик.
Оператор включил камеру, и съемка началась.
— Если вы не возражаете, вначале мы поговорим о вашей первой жене, — начала журналистка. — Люсьена посвятила меня в некоторые подробности вашей юношеской любви.
— Да нет, — пожал плечами мужчина, — не возражаю. Коли согласился, чего уж теперь. Спрашивайте.
— Станислав, когда вы узнали, что Ирина ждет ребенка, что вы почувствовали? Ведь вы были так молоды. Вы испугались?
— Да бог с тобой, Леночка, почему испугался вдруг? Восторга, по поводу будущего отцовства, я, конечно, не испытывал, но испугаться — нет. Помнится, тогда я не спал всю ночь и к утру пришел к выводу, что детство кончилось. Мне надо было принимать мужское, командирское решение. Как учил мой дед Моисей, молодому коршуну пора было становиться на крыло и защищать свое гнездо. Ведь, по сути, в том, что произошло, был виноват только я один.
— Ну отчего же? — возразила Лена, — Ирина была достаточно взрослой девушкой и, наверное, знала, откуда берутся дети?
— Иринка была просто влюбленной в меня девчонкой, которая мне полностью доверяла. Нам приходилось до этого даже ночевать вместе, и я всегда, как говорится, умел вовремя остановиться. Дело в том, что к тому времени, когда у нас с Ириной все это произошло, я уже имел кое-какой сексуальный опыт, — с легкой улыбкой заметил он.
— Даже так? — удивилась Елена, — значит, вы все-таки изменяли своей девушке?
— Я не изменял, — искренне возразил Стас, — я учился. После окончания девятого класса мы с Шурой отдыхали на юге, а там нравы намного свободнее. В общем, — с легкой иронией произнес Стас, — " Школу молодого бойца" мы прошли. И вернулись в родной город, ощущая себя уже опытными мужиками.
— Стас, ну все-то секреты не выдавай, — вставил Шура.
— Ой, секреты! Да мы с Ирой сразу догадались обо всем. Вы ходили гордые, как павлины, — заметила Люся.
— Так уж получилось, — продолжал Стас, — что не сумел я в тот день вовремя остановиться. Это случилось в день нашего примирения после длительной ссоры.
В Новогодние каникулы мы с Иринкой очень сильно поссорились. Придя однажды на школьный каток, я увидел, что моя Ира катается с парнем из другой школы за руку. Он даже обнимал ее за талию. Парня этого я прекрасно знал и ненавидел изначально. Дело в том, что в течение некоторого времени он был партнером Иры по бальным танцам. Пытался ухаживать за ней, часто звонил и получил от меня уже два предупреждения.
Несмотря на то, что я был отличником, спортсменом и секретарем школьной комсомольской организации, парнем был задиристым и очень самолюбивым. Кровь у меня закипела, я на полной скорости подлетел к ним, не смог притормозить и от моего толчка парнишка с треском врезался в бортик. Из носа у него потекла кровь. И вдруг, моя Иринка, на глазах у всех влепила мне звонкую пощечину и подъехала к парню, помогая ему встать. Такого унижения я пережить не мог и, в конечном итоге, все это закончилось настоящим ледовым побоищем. Наши ребята, против ребят из другой школы. Я за это получил строгий выговор по комсомольской линии, а Иринка долгое время не хотела со мной даже разговаривать.
