Кимберли Пирс - Парни не плачут.

Господи, какая реакция! Мэрилин вспыхнула, потупила старательно накрашенные глазки, и захихикала так, как могут только скромницы. Они были либо учительницами, либо студентками в бесплатных колледжах… и все западали на такого приятного собеседника, как Брэндон. Он почувствовал нестерпимое желание одёрнуть воротничок.

Длинноволосый, крепко сбитый парень, до этого бесцельно гонявший жёлтые шары по рассохшемуся столу, насторожился и стал оглядывать публику. На выходные он часто выезжал отдыхать с приятелями в районный центр – главное было, никого не растерять. Суровая физиономия преобразилась. Он потёр небритый подбородок, и, хмыкнув, толкнул локтём приятеля, до того неловко мелившего кий.

Кэндис, несомненно, в большом городе не считалась бы таким уж лакомым кусочком. Да и усилий с дешёвой косметикой было приложено мало, но завсегдатаям, опрокинувшим бочонок пива на троих, этого было достаточно. Оплывшая фигура дальнобойщика, возвышавшаяся на месте молодого и обаятельного охотника за девичьими душами, вовсе не вдохновляла Кэндис. Девушка состроила брезгливую гримаску.

Водитель, сознавая своё превосходство, на возражения не реагировал. Он был настроен неплохо провести время.

Брэндон тряхнул головой, как жеребёнок, забежавший не в своё стойло. Драться было глупо – противник был, по меньшей мере, фунтов на сто пятьдесят тяжелее, сильно пьянее и разъярённее – но разве это его когда-нибудь останавливало? Злость удушливой волной поднялась к горлу. И он молча вскочил на ноги, стискивая кулаки. Есть землю его никто ещё не заставлял… Вокруг загомонили: народ начал хлопать в ладоши и разделился на два лагеря – болели, по традиции, за кого-либо из дерущихся. Второй удар, сокрушительнее первого, выбил паренька «за пределы ринга». Вставая (уже не с такой поспешностью) и бросаясь в бой, как теннисный мячик, отлетевший от стенки, Брэндон закричал. Пинок в живот врага получился воодушевляющий.

Бармен, прижимаясь спиной к ряду бутылок, старался пробиться к телефонной будке.

Собственно, всё это с ним и осталось. Сумасшедший вечер! Бои в забегаловках были для Линкольна не в новинку, и мальчики-пожар всегда были не прочь с левой руки заехать в ухо тому, кто пролил их пиво и не извинился. Никто не смотрел косо, если монтёр или слесарь приходили утром на работу с разукрашенной физиономией. Никто не поднимал крик, если другу, брату или приятелю приходилось после очередного отгула поваляться дома со сломанной ногой. Люди жили честно… жалоб не было, жили хорошо! Потому что делали, как положено, и думали, что положено. Символические реплики на воскресной службе в церкви – о том, что преступность в городе низкая, а калечат граждане друг друга чаще всего в пылу ссоры – никого не воспитывали. Единственного, чего не терпело общество Линкольна, заключённое в магическое кольцо одних и тех же проблем – это порчи государственного имущества, инакомыслия и коммивояжеров в запылённых костюмах. Последние привозили дурные вести и плохие товары… Америка, наилучшее место обитания, страна на благо Господа и меня , даровала право каждому штату на свои законы. Полицейские, восемь месяцев из двенадцати гоняющие собак на задворках, покупающие презервативы раз в неделю и наводящие неописуемый ужас на бомжей, не любили, когда дело касалось выпивох. А потому они сразу откликнулись на призыв из паба «У Большого Майка», заранее зная, что пара-тройка горожан переночует в вытрезвителе, а шайка чужаков, обязательно виновная в драке, получит тридцать дней в кутузке… Будет, кому тротуары мести.
Худой патлатый парень, ещё недавно ловивший тычки вместе с ним, тащил Брэндона вперёд – до порога, а потом понадеялся на ум смазливого пришельца, и просто скомандовал рвать когти… Линкольнские-то задворки ему не знать! Ноги ещё ныли после прошлой гонки, однако усталости не чувствовалось – он нёсся вместе со всеми, как отпущенная из лука стрела, потому что не хотелось терять привкус крутизны, мешающийся с солёным вкусом крови на губах. Он был первым… его негласно приняли в команду… и кому какое дело, сколько шишек он набил в этой сточной канаве? Вот он, азарт, снова погоня… А непутёвый братец, не видевший его в действии, ещё имел наглость доказывать ему, что жить в тёплом углу спокойнее и приятнее! Тёмные закоулки на время скрыли беглецов; пришлось протискиваться гуськом, и холодный кирпич царапал спины, но было некогда миндальничать – свистки фараонов раздавались уже близко к пабу, взвизгнули колёса на резком повороте. Послышались первые негодующие вопли, громкие непечатные ругательства… Тряхнув чёрными кудрями, вожак обернулся к едва успевающей за бегущими парнями девушке, и сверкнул белозубым оскалом.