Сова открыла рот, чтобы что-то сказать, но быстро передумала и зашагала рядом с матерью к подъезду.
Опускаю взгляд на спящего ребенка – Незабудка безмятежно спит на моих руках.
Выждав немного времени, поднимаюсь в квартиру. Двери мне открывает Вика и молча отходит в сторону, распахивая ее настежь. Впустив меня с дочкой в дом, она тихо щелкает замками и проходит на кухню, где уже суетится мать.
А чтобы помочь мне дальше с Виолеттой?
Нет, ты сам, Суворов, давай!
Ладно.
Захожу в детскую. Укладываю малышку в кроватку и – операция номер два – очень осторожно и бережно снимаю с дочки ботиночки, уличный комбинезон, шапочку. Выдыхаю. Не разбудил ребенка.
Выношу вещи в прихожую, и их тут же перехватывает мать, все сама распределяет по крючкам и полочкам.
- Спит?
- Спит.
Продолжаем переговариваться шепотом, хотя детская в конце коридора и дверь в нее закрыта.
- Радионяню включил?
- Включил.
- Хорошо.
- Теперь надо принести пакеты из машины, Тимофей.
- Я помогу! – вылетает в коридор Сова и бодро одевается.
- Ты только никуда не убегай, дочка, - предупредила мать, - я ужин разогреваю.
Вика на долю секунды застыла, задумалась, видимо, и «отмерев», понятливо кивнула:
- Конечно, Мария Алексеевна.
Мы выходим из квартиры и в темпе спускаемся вниз. Про лифт, который сегодня сделали еще утром, забыли оба.
Вика подходит к машине и ждет, когда я открою багажник и выгружу пакеты.
Смотрю на нее прямо. Молчит. Взглядом изучает носки своих высоких сапогов. Думает, что сказать или спросить. Но не решается.
Открываю багажное отделение и вручаю Сове пакет, который легче. И в это время она спрашивает глухим голосом:
- Что с Ульяной?
Устремляю на нее взгляд, но она опять не смотрит мне в глаза. Прижимает к груди пакет и нервно водит пальцем по его дну.
- Погибла полгода назад в автокатастрофе.
У девчонки спирает дыхание.
Подмечаю, как пальцы на пакете, который она держит, выпрямляются, и ноша едва ли не проседает в ее руках. Но Вика вовремя поправляет его. Пытается держать лицо, вот только не получается. Поворачивает голову, а потом и вовсе бесцельно шагает за машину.
До моего уха доносится крепкое русское словцо, синонимичное концу света, сказанное явно в состоянии шока.
- Вика.
Оставив пакеты и открытый багажник, иду к ней.
- Ты не знала?
- Понимаешь… Все не так просто…
Все, начала придумывать частушку.
Сообразив, что я не собираюсь, слушать объясняющую все истории речь, Вика вдогонку четко произнесла:
- Не знала, - виновато выдохнула она.
Повернувшись ко мне спиной и, сжимая пакет до бумажного хруста, просит:
- Давай не будем об этом. Я просто, правда, не знала.
Сова дает заднюю, и возвращается ко мне.
- Дай мне еще пакет. Я донесу.
Наконец-то поднимает на меня глаза и смотрит, только недолго.
- Черт! – резко роняет она, будто что-то сообразив.
- Что такое, Вик?
На этот раз глядит уверенно и смело, без всяких там неловкости и отстраненности.
- Это все Леша, Тим. Понимаешь?
Сдвигаю брови.
- Вот это возьми.
Подаю Сове пакет-маечку, затем, подхватив тяжелые пакеты, закрываю автомобиль.
Мы медленно идем к подъезду.
- Так что Леха? – возвращаюсь я к обозначенному ей вопросу.
Черные красивые глаза скользят по мне.
- Это он мне недавно позвонил. Сказал, что ты уезжаешь. Сегодня уезжаешь.
Останавливаюсь у самого крыльца.
- Так ты, поэтому прибежала ко мне?
Сова так и вспыхнула. В сумерках зимнего вечера не было видно, покраснела или нет. Однако, судя по виду, стыдно за поведение точно стало.
- Ты обманщиком никогда не слыл, Тим, но-о… - запинается она, - Москва людей меняет. И с устойчивой психикой поломать может.
Стереотипы стереотипами, все от самого человека зависит.
- Я обещал приехать вечером, значит, приехал бы, - круто вскинув бровь, сурово парирую в ответ.
Сова хлопает глазами, а я, пропустив выходящих жильцов, придерживаю дверь подъезда, ожидая, когда она очнется.
- Вика, - зову я.
Она поднимает голову и проходит в здание.
Вернувшись в квартиру, разбираем покупки. Точнее с этим прекрасно справляются женщины, а я иду проведать дочь.
Спит.
Иду в другую комнату и совершаю пару звонков. На новую работу выхожу со следующей недели, необходимо, чтобы все было готово.
Возвращаюсь на кухню, а «хозяйки» все накрыли, разложили и ждут. Меня.
- Что там Виточка? – с улыбкой интересуется мать.
- Спит, как сурок. Поездка ей явно пошла на пользу.
- Только бы ночь потом… - размышляла вслух она, беспокоясь. - Ну да ладно. Справимся, - вновь улыбается она, - куда мы денемся.
Садимся ужинать. Стол небольшой, поэтому каждый сидит на своей стороне.
- А я так рада, что ты пришла меня навестить. Пять лет не было тебя, Вика, думала, чем обидела?
Мы с Совой переглядываемся.
- Какие обиды могут быть, Мария Алексеевна? – внезапно осипшим голосом замечает она, обращаясь к моей родительнице. – Попытала счастье в Москве. Не получилось. Потом: пока вернулась, работу нормальную нашла. Разобралась с делами. А тут оказывается столько времени прошло. Вот решила к вам заглянуть, - и прямо смотрит мне в глаза. Не Сова, а Лиса одним словом!
Отошла она от новости об Ульяне. Норов зацвел пуще прежнего. Улыбается загадочно и с меня глаз не сводит, когда все вдруг в следующую минуту меняется.
- Ты конечно, Вика, меня прости, но я все-таки, Тимофею расскажу.
Вмиг лицо Совы изменилось. Норов как ветром сдуло. От самоуверенной полуулыбке не осталось и следа.
Ну-ка, ну-ка. Очень любопытно послушать. Какие это секреты могут быть у моей мамы и Совенка.
- Ты, когда уехал учиться, - мать тяжело выдохнула, - отец вскоре умер, - в глазах ее заблестели слезы. Говорить ей было больно, потому она иногда прерывалась, - ко мне стала ходить Вика. Первый раз не помню, зачем пришла. Но именно тогда я ее попросила, чтобы она пришла ко мне еще раз, через неделю. Оглянуться не успела, как вот уже наши посиделки стали привычными. Вика только категорически отказывалась приходить ко мне, если приезжал ты или Ульяна.
Кошусь на гостью.
Она смотрит перед собой немигающим взглядом, будто завороженная. Однако понимаю, что все она внимательно слушает.
- Мы сначала с ней сериалы смотрели.
Тут Сова ожила, вижу, прячет улыбку, явно вызванную воспоминаниями.
- Потом она пробовала шить наряды и спрашивала у меня совета. Я ей помогала, чем могла. Журналы мод все старые с антресолей повытаскивала. Эскизы с ней нелепые рисовала. Руки-то – крюки!
Мать тут сильно скромничала.
- Вскоре Вика в один из дней позвала меня на концерт в дом культуры, и… с тех пор я там, Тимофей, застряла! До сих пор нравится и несколько не жалею, что с предыдущей работы уволилась. Но время шло. Ты как раз женился, Вика уехала поступать, - мать бросилась перечислять события, произошедшие практически в одно время, - и все. У меня остались девчонки, коллеги, с которыми я в доме культуры работаю и теплые воспоминания о тех вечерах, Вика.
Мать обратилась взглядом к гостье, которая сидела, подперев рукой щеку, и участливо ее слушала.
- Вот стоило меня сдавать, Мария Алексеевна? – приподняв уголок губ, поинтересовалась она. – Я тогда маленькой была, - пожимает плечами, - просто хотелось вам помочь.
Вот это слово «просто» явно выбивалось из контекста. «Просто» ничего не бывает. Ничего.
Ради чего же ты сюда прибегала, Лисичка?
Снова прислушиваюсь к разговору.
- Вы же знаете, что все у меня в порядке, - продолжала упорствовать она.
- Вика, я просто не хочу, чтобы ты снова куда-то пропадала.
- Я и не пропадала. Тут уже как два года живу.
- Вот, сынок, - мать обратилась ко мне, - теперь ты знаешь, кто меня из тоски смертной вытащил. Сейчас хоть Виточка жизнь мою скрашивает. А тогда, без тебя и без отца, жизнь была смерти подобна.
