Да, подростковые симпатии и рациональные приглядывания к симпатичным, добродушным парням и обезличенные мечтания о переживаниях пылких и неповторимых, это все было.
Чего не было, так это… оказывается, можно смотреть на мужчину и достаточно находится в его присутствии и достаточно одного безличного десятиминутного разговора, и после… после пытаться хотя бы одну мысль в голове выловить на ходу, потому что мыслей, эмоций и реакций становится одномоментно много, и никуда они не растворяются, они складируются и двоятся, превращаясь в бесформенное месиво желания.
Интереса.
Потребности.
Ее внимание теряет способность осязать насколько… насколько Карелина много. Он смотрит в нее, слегка запрокинув голову, с выпрямленными, но соединенными впереди себя руками, и Кире катастрофически не хватает места в этой комнате, в этом городе, в этом мире.
Ни физического, ни душевного, никакого.
— В чем условие? — неуверенным тоном требует она ответа.
На тянущего время Брус не похож. Предательски отзывчивое сердце бьется у нее где-то на подходе к гортани, когда сквозь вихрь временного помешательства пробивается мысль, что Карелин может тоже чувствовать себя неуверенно.
Ну можно ведь помечтать немножко?
— Поцелуй от вас. Единожды.
Никто из них не шевелится, наверное, с минуту.
Кире действительно нужно время, чтобы ответить, потому что она буквально теряет дар речи — заблудился где-то дар, в окраинах дурно работающих легких.
Совсем не похоже на издевательство — и он сглатывает, заметным усилием заставляя себя глядеть на девушку ровно и невозмутимо — но это… не может быть чем-то иным, кроме как издевательством, да?
С чего бы ему…
Садистская игра какая-то?
Неужели так очевидно, что Карелин произвел на нее впечатление? Да какая ему может быть разница до незнакомых сестриц неудавшихся подчиненных, сестриц — явно не птиц его полета?
— Единожды? — переспрашивает Кира едва слышно.
Карелин отрывисто кивает головой.
— Да.
— То есть только один раз?
— Да, — цедит он, но усилием воли разжимает челюсти.
Засунутые в карманы кардигана пальцы не помогают справиться с растерянностью — она практически выдергивает нитки из внутренних швов. Кровь, слава Богу, прекратилась. Кире хотелось бы более болезненного пореза, боль ведь отрезвляет, да?
Страшно становится от мысли, что ничего уже никогда ее не отрезвит. Она даже не может придумать образ того, что бы это могло быть. Может, свинец в виске?
— Хорошо, — заставляет себя вымолвить Кира. — Договорились.
Земля не сходит с собственной оси, врата ада не открываются прямо на потолке и даже полицейских сирен не слышно.
Кира и Карелин продолжают стоять напротив друг друга и смотреть, в тишине живой и громкой.
— Поцелуй от вас, — повторяет он. — Вы должны… Вы — целуете меня.
— Я не могу поцеловать вас сама, — шепчет девушка. — Я… я не смогу.
— Подойдите сюда, — замерший на месте Карелин двигался в последний раз, наверное, минут пять тому назад.
Или может быть десятилетий.
Или веков.
— Я… — она практически заикается и молится всему святому на свете, чтобы не залиться краской. — Поцелуйте вы меня.
Шагов-то его немного, но каждый отдает землетрясением, и Кира считает их про себя, как ручные стежки при шитье.
Не грубо и не нежно Карелин целует ее сразу проникновенно, сразу глубоко проникая внутрь рта и лаская с напором несколько диковатым, но все же сдержанным. Она старается отвечать тем же, но удается лишь когда мозолистые руки касаются ее головы с обеих сторон и склоняют зардевшееся лицо в другую сторону.
Карелин иногда срывается на короткие, суматошные захваты ее нижней губы и сразу же зализывает растерзанное местечко. Она рыскает руками по необъятным плечам, в попытке пристроить ладони у мужчины за шеей.
Стонет она в поцелуй каким-то чужим голосом, судорожно стискивая ворот рубашки, и Карелин подхватывает ее, приподнимая — Кира запускает пальцы в короткие волосы, и пытается прервать поцелуй хотя бы на мгновение — немного воздуха, пожалуйста, чуть-чуть.
Сам он шумно выдыхает, высвобождая подрагивающие губы, но продолжая в беспамятстве целовать мягкую плоть щеки и линию подбородка.
— Еще, — говорит он. — Еще. Это… это не все.
Она проникает языком в разгоряченный рот, и Карелин окончательно срывается — безумие поцелуя припечатывает их к стене: Кира хватается рукой за опадающие куски сухой краски, а он припадает к девичьей шее, сминая кожу что попадется под губы. Ищет пульс, а возможно убегает от него.
Когда она снова удерживает мужчину за волосы, он поглощает распухшие губы рывками, и оба они дышат рвано и наперебой в друг друга.
С хрипом Карелин приподнимает девушку еще выше, склоняясь к ее груди, но Кира издает звук, символизирующий протест — звук, отскакивающий от стен эхом страха и паники, — и мужчина, передумав, склонятся еще ниже. Кое-как задирая майку, он целует нежную кожу живота, медленно дышит в нее, лаская воздухом то один, то другой кусочек плоти возле пупка.
Кира отдирает майку. Паника растаптывает головокружение победным маршем внезапно объединившихся мыслей. Боже, что она делает?
Она выскальзывает из его объятий, и вжимается в стену на уже устойчиво стоящих ногах, когда Карелин непроизвольно тянет край кардигана на себя — удерживая хоть на мгновение.
Кира перемещается в сторону, практически сливаясь со стеной в одно целое — краска сыпется, расстояние увеличивается, внешний мир возвращается.
— Я переборщил, — все еще тяжело дыша, будто последними глотками воздуха на недосягаемом пике горной вершины, следит Карелин за ее перемещением подальше от него. — Я потерял контроль. Я… Прошу прощения.
— Все хорошо, — довольно убедительно заверяет девушка. — Уговор был единожды. Все хорошо.
Кира невольно прикасается к животу, и Карелин взглядом обжигает беспокойную ладонь, замершую ровно там, где он только что позволил себе ее поцеловать. Они стоят в четырех шагах друг друга, но кажется, что дыхание их перемешивается.
Последняя фраза его остается неуслышанной, так как девушка стремглав покидает помещение, даже на закрывая за собой дверь.
Карелин возвращается в первичное техническое помещение не сразу. Прислонившись к дверному проему, наблюдает как Леонид обрабатывает ее рану за поломанным станком, выступающим в роли столешницы. Ничего серьезного, порез неглубокий, а от обезболивающего она видимо уже отказалась.
Док изредка посматривает в сторону Бруса, но Кира не догадывается, что тот стоит за спиной, и вздрагивает, когда поднимается и разворачивается.
— Отвези девушку с братом домой, будь добр, — приказывает Леониду мафиози.
Все еще на пороге комнаты, все еще опираясь на дверной косяк.
Кира избегает смотреть на Карелина, но вынуждена отреагировать на протянутую гигантской пятерней визитку.
— Если будут проблемы, — грудным голосом произносит Роман.
— Спасибо, не надо, — мотает головой девушка, так и не поднимая глаз с визитки на ее владельца.
— На брата, значит, уже плевать.
Она не ведется на такую дешевую уловку, но все же голову поднимает и одаривает Карелина нечитаемым взглядом. Исходящее от мужчины напряжение усиливается, внимание его обжигает Киру словно январский костер. Карточку едва ли не выдирает из мозолистых пальцев.
Они с братом следуют за доком, а мафиози остается стоять в комнате. Он смотрит им вслед — Кира знает, она чувствует — и если обернуться, если обернуться… страшно подумать, что случится. Что Кире прикажет сделать ее оглупевшее, пропащее сердце.
Глава 2
Проблемы случаются скоро, дня через четыре, только Карелину она, конечно, не звонит. Вряд ли она в состоянии вообще произнести хоть слово, не то чтобы по сенсорному экрану пальцами водить.
Видимо, ее находят соседи: сквозь рев крови в голове Кира слышит их голоса, но не различает содержимое. Не может сложить слова в осмысленное предложение.
