Сегодня он одет примитивнее: спортивные брюки и куртка-бомбер, из-за дождя, наверное. Стоит практически посреди комнаты, недалеко от кровати, но и недалеко от выхода.
— Можете, пожалуйста, выключить свет? — просит она. — Раздражает очень.
К выключателю Карелин направляется не сразу, но когда в комнате гаснут лампы, возвращается на предыдущее место.
— Спасибо, — прокашлявшись, формальным тоном произносит она.
Его молчание даже не нервирует. Просто без разговора нет повода на него смотреть, а Кире нужно. Нужно глядеть на Карелина.
— Как я здесь оказалась?
— Прохожий позвонил мне. Описал вас и адрес. Я вызвал скорую клиники «Мир». Вчера вечером это было.
— Сколько сейчас времени? Мой телефон…
— Часов шесть вечера.
Кира откидывается на подушки, закрыв глаза на мгновение.
— Петр здесь. Он в другой палате. У него не пробита голова, как у вас. Только пару синяков видимо.
Она закусывает губу так сильно, что натягивается кожа со всего лица и становится больно у виска — там, где рана. Господи, если только одна слеза прольется, сама стукнет себя по башке, только уже с другой стороны.
Довольно унижений в его присутствии.
Свесить ноги получается не с первой попытки и девушка держится за покрывало обеими руками.
— Не вздумайте, — чеканит Карелин. — Я позову его к вам через десять минут.
— Как… как он здесь оказался?
Теперь, во время разговора, она вольно может насмотреться на несколько асимметричное лицо с пронзительными зелеными глазами и изогнутой линией рта с — на удивление — мягкими и нежными на вид губами. Не то чтобы она ежеминутно вспоминала это лицо последние четыре дня. Ну может, раз в минут десять.
— Я его привез.
Карелин подходит к подоконнику и делает вид, что непринужденно наблюдает за упрямыми потоками дождя, бьющимися о парапет.
— Завтра подробности обговорим.
Она невесело смеется и он вынужден взглянуть на девушку. Поморщивись от боли, она прилегает опять на кровать.
— Последний раз надо мной смеялись, наверное, лет двенадцать тому назад, — буднично замечает он.
— Не обольщайтесь, я не смеюсь над вами. Я смеюсь от шока. И абсурда. И над собой. Клянусь, я не знаю, что я тут делаю. Что вы тут делаете?
— Едва удерживаюсь от того, чтобы не заорать на вас. Вы поступили по-идиотски. Он мог вас убить.
— Что вы сказали? — резко поднимается Кира. — Да вы…
— Лягте на место, — взбешенный Карелин разворачивается к кровати торсом. — Сказал правду. Физические разборки с уебищем два раза больше вас — это «если будут проблемы». Это буквально ради чего я дал вам номер.
— Похоже, это вы головой стукнулись, а не я, — хрипло заплетается она в словах, — вы… Послушайте, я вас не знаю. А вы не знаете меня. С чего мне звонить и еще что хуже — просить вас о чем-то? Я вам никто.
— С того, что я разрешил вам.
Да она едва задыхается от наблюдаемой наглости.
— Мне подачки не нужны. И буквально ноль причин вам доверять. Вы в курсе… что я знаю, чем вы занимаетесь. Да надо быть идиоткой, чтобы вам поверить!
Он так резко поднимает стул подле стены и тащит к кровати, что Кира думает — Карелин собирается его бросить.
Стул-то ставит прямо рядом, но сам не садится, а проходит по комнате.
— Это бесполезно говорить. Но я продемонстрировал, что не собираюсь наносить вам и брату вред, верно? Отвечайте да или нет.
— Да! — кричит она и тут же морщится. — И как это мешает вам поменять свое «благородие» через пять минут?
— Да никому ничего не мешает менять своих решений, — он держится за спинку стула, как за преграду между ним и девушкой. — Уж я-то… адекватнее этой мрази буду.
— Вам что-то надо от меня, да? — быстро говорит Кира. Она поправляет повязку, вдруг с ужасом осознавая насколько, наверное, глупо и непривлекательно она выглядела все это время. — С чего вдруг такая забота, да мы незнакомцы! Что вам нужно, говорите!
— Надо? Нужно? Мне ничего не «надо».
— Так что вы хотите?
Широкоскулое лицо буквально темнеет от гнева на глазах, но Кира только распаляется от его реакций больше.
— Секса? Это экзистенциальный кризис что ли, хочу поиметь ту забавную девицу, как аттракцион? Я не занимаюсь сексом за услуги и помощь.
Металлопластиковая спинка стула трескается под натиском пальцев.
— Заткнитесь, — предупреждает Карелин. — Доктор говорит, что вам нельзя стресс и нервы, и я спущу это вам сейчас, чтобы не делать хуже.
— Спустите? — от возмущения она смеется. — А вы не только криминальный авторитет, но и авторитет общепорядка? Мне разрешение получать перед тем, как что-то сказать?
Карелин покидает палату в три шага и Кира сердится на шутку. Будь силенок побольше, стукнула бы по подушке с ноги.
Нет, будь силенок побольше, кинулась бы следом и ему пришлось бы отвечать и выслушать.
Врывается обратно, как смерч раскаленного и смертоносного воздуха, и бросает на кровать зарядку, явно намереваясь уйти опять.
— Не знаю какую цель вы преследуете, но вы ошибаетесь. Я вам… вам очень благодарна за помощь, особенно что забрали оттуда Петю. Но вам придется убить меня, прежде, чем сможете заставить делать что-то для вас.
— Спасибо за разрешение, — цедит он не зло, а устало. — Не представляйте хоть на секунду, что вы можете знать что я хочу или могу заставить вас делать.
Кира поводит головой в сторону, в попытке спрятаться от последних слов, но он подходит достаточно близко, чтобы развернуть ее лицо к себе.
Ей это не нравится, но попытка убрать цементную на ощупь пятерню заканчивается тем, что Карелин мягко перехватывает хрупкое запястье, переворачивая внутренней стороной и проводя большим пальцем по заживающему порезу.
— Слишком много ранений для забавной девицы. Мне вообще не стоило приходить сегодня.
— Зачем пришли тогда? — приглушенно спрашивает Кира, отводя взгляд от грубой кожи пальцев, изучающих медленными прикосновениями пораненное запястье.
— Если попробуете сбежать, найдут вас за минут десять. Лучше спите побольше.
— Сбежать, — шмыгает она носом, нерадостно усмехаясь. — Да я на ногах еле стою.
— От вас можно ожидать чего угодно, — шепчет Роман и отпускает ее руку.
К своему стыду, она засыпает как только должен прийти Петя, то есть через пару минут, как уходит Карелин. С братом удается пообщаться утром, и он даже обнимает ее, вызывая у сестры жгучие слезы радости.
По обрывкам взволнованной речи, выстраивается картина однотонная: человек Карелина просто вывел Петю из комнаты через пару часов после инцидента. Отец же в комнату за это время не заходил и слава Богу, больше увечий не наносил.
— Сссерый… разговаривал и называл Главного съехавшим с ниток вчера.
— С катушек, — поправляет Кира и очищает рукава брата от какой-то шелухи.
— Он… очень зззлой, Главный.
О да.
Может сколько угодно благородничать и вести себя атипично, но Брус — эталонный источник злодеяний и жестокости.
Она вздыхает и расспрашивает Петю про каждое новое видео.
На следующий день Карелин является под ночь, но Кира решает сделать вид, что ее это не раздражает.
Явно надеялся, что выздоравливающая будет уже спать.
— Голова болит?
Она мотает головой, повязка на которой уже завязана аккуратнее.
— Мутит иногда. И…
— И что?
— Шея ноет немного. Врач сказал завтра делать МРТ.
Карелин чертыхается, останавливаясь у дальнего окна.
— Вы специально мне Тимура поставили, чтобы он добил меня разговорами, — шутит девушка.
— Он достает тебя? — совершенно серьезно воспринимает Брус ее слова.
— Нет, конечно. Я шучу. Просто общительный очень и совсем не… совсем не…
— Да, не как бандит. Лучше пусть он побудет.
— Зачем? — прямо интересуется Кира. — Зачем тут кому-то быть?
— Затем, что я так хочу и никогда не помешает. Сочинение на данную тему можно не писать?
Намерение поддержать с ним обычный, цивилизованный разговор пролетает явно мимо. После громкого вздоха девушки, Карелин смотрит нахмуренно.
