длился монолог Давыдова о беспорядках в лесах и необходимости выловить всех разбойников, если б не известие, что стол к завтраку накрыт.
6.
Марья Алексеевна сидела у камина с томиком Гюго в руках. Базиль уехал по делам имения в губернский город, Катя гостила у Наташи Давыдовой, дворня почивала после сытного обеда. Тишина и покой были разлиты по дому. На любимом кресле Марьи Алексеевны лежала ее теплая шаль и вязанье в корзинке, а мысли дамы блуждали далеко. Бедняжка томилась в одиночестве.
Овдовев в тридцать лет, Марья Алексеевна так и живет с тех пор - вот уже семь лет - затворницей. И вовсе не память о покойном муже тому причиной. Муж ее был человек недурной, но слабый и пил запойно. Сватовство Василия Федоровича Норова до ее замужества и во вдовстве Марья Алексеевна в расчет не брала. Слава Создателю, в последние годы незадачливый жених оставил свои искания. Кабы не имение, давно бы уж удалила его от себя, но имению нужен мужской пригляд. Марья Алексеевна и хотела бы сама вести дела, но далее дома и дворни ее разумение не простиралось. Базиль принял на себя хлопоты по хозяйству, чтобы помочь ей и отблагодарить за приют, так было и до сих пор.
Жили скромно, обедов не давали, считали каждую копейку, и за ту Базиль упрекал. Имение было разорено мужем, но и теперь, по прошествии стольких лет, казалось, не приносит доходу. Стоит ей заикнуться о новом платье для Кати (ведь невеста уже!) или выезде в столицу на поиски хорошей партии, Василий Федорович становился на дыбы. И выходило, что важнее достроить новый амбар или закупить какие-то хозяйственные механизмы, а Катя пусть в старье щеголяет.
Сама она, Марья Алексеевна, давно уже махнула на себя рукой. Донашивала платья, сшитые еще в замужестве. Драгоценности, то немногое, что осталось от матушки, бережет в приданое Кате. Девочке с чем-то надобно замуж идти, раз уж так бедны. Базиль не знает о заветной шкатулке, припрятанной на черный или, напротив, светлый день, а то давно бы уже выманил все на нужды имения.
И куда что девается? Эти его дерзкие прожекты высаживания заграничных сортов пшеницы, которая, сказывали, приносит невероятную прибыль, а на деле один убыток! Или обзаведение йоркширскими свиньями, которые дохнут в здешних краях... Истинная хозяйка имения знала об этом лишь понаслышке, со слов самого прожектера. Все предприятия его потерпели фиаско и вконец разорили семью. Бедная Катя! Где ей искать жениха?
Марья Алексеевна вздохнула и, поежившись, набросила на плечи шаль. Памятью унеслась в юность, к своим семнадцати годам. Не так она мечтала выйти замуж! Могла ли помыслить тогда, безумно влюбленная, что жизнь пройдет в глуши, в тягостном одиночестве?.. Боже милостивый, как ясно все было тогда: жить для него! Каждый вздох - для него, каждая мысль - о нем. И все было возможно, перед ними раскрывался светлый путь, путь любви и самоотречения. Юной деве грезился красивый теплый дом, наполненный детскими голосами (детей будет много! - обещал он), и он рядом, всегда рядом. Сильный, надежный, любящий, заботливый... Он был таким в свои двадцать два. Рядом с ним юная Маша чувствовала себя защищенной от житейских бед и любимой, страстно любимой!
Что же случилось потом? Кому в угоду рухнуло ее счастье, ее надежды? Когда уж все решено было, батюшка вдруг воспротивился. Да так яростно, будто с кровным врагом венчалась Маша, а не с добрым соседом. Ах, они тогда жили в Москве... Семьи дружили, Маша знала Сережу с детства и, кажется, всегда любила его. Им не дали даже свидеться и объясниться. Машу спешно увезли в Петербург и там вскоре выдали замуж за Денисьева. Несчастной деве было все равно за кого идти. Не вынеся рыданий дочери, батюшка однажды обмолвился:
- Он отказался от тебя! Да, променял тебя на уличную дрянь!
Маша долго не желала верить, хотела умереть, как бедная Лиза, но за ней зорко следили. Встревоженные родители полагали, что замужество излечит несчастную. Может, не следовало соглашаться? А что пользы? Сережа, сказывали, уехал за границу на годы и там женился. Промотавшийся муж увез Машу в новгородское имение, здесь она и родила свое единственное дитя, Катеньку.
И везде, всюду за ней следовал этот несносный Базиль! Она уж и привыкла к тому, что он всегда под рукой. То ли родственник, то ли приживал, то ли хозяин...
А Сережа вернулся на родину и поселился в своей деревне Сосновке, в тридцати верстах от их Спасского. Жена его осталась за границей, потребовала развода. Сказывали, сына он отобрал у ветреной особы, воспитывал сам.
Вспоминая жестокое предательство, пережитое в юности, Марья Алексеевна и теперь испытывала боль. С годами она смирилась и простила Сережу, но боль осталась...
- Барыня, давыдовский человек принес от барышни весточку, - доложила заспанная девка, подавая Марье Алексеевне записку на маленьком подносе.
Грустная женщина невольно просветлела лицом. Катя была единственным смыслом ее существования. Без дочери она скучала, томилась и больнее чувствовала свое одиночество. Катя писала, что не приедет к Рождеству: Наташа ее не пускает. У Давыдовых весело, к празднику готовится нечто увлекательное. Катя просила маменьку не скучать и обещала рождественский сюрприз.
Тон письма несколько необычен, отметила Марья Алексеевна. Обычно Катя сдержанна и немногословна. Тайный восторг читался между строк, его чувствовало материнское сердце.
- С девочкой положительно что-то происходит, - проговорила вслух Марья Алексеевна. В одиночестве она научилась беседовать с собой. - Ужели влюбилась? Да в кого же? У Давыдовых одни девицы, Сашура слишком мал.
Как хотелось бы счастья дочери! Не приведи Господь Катеньке хоть в чем-то повторить судьбу матери!
Марья Алексеевна с грустью взглянула на себя в ручное зеркальце, лежавшее на каминной полке. Теперь она уже старуха и ждать более нечего. Вот Рождество приближается, любимый с детства праздник, а в ее доме никто не радуется ему, не готовится. Разве что сенные девушки шепчутся, налаживаются ворожить. А Базиль, верно, не случайно подгадал с делами: метит попасть к губернатору на праздничный обед. Он не вернется к Рождеству.
И то благо. Сидеть с ним за рождественским столом, слушать его бесконечные мудрствования и назидания, увольте! Лучше уж одной погрустить наверху у окна, наблюдая заснеженный лес вдали, замерзшее озеро, магический сон природы... Ее, Машиной жизни, сродни этот сон. Ужель и впрямь старость подступает? В тридцать семь лет? Да, без любви женщина старится много скорее...
Марья Алексеевна смахнула непрошеную слезу и раскрыла книгу, пододвинула ближе
