щель. Мне всё ещё не спалось.
В голове крутились фрагменты нашей экспедиции. Звонкий смех умерших напарников. Воодушевление и радость от совместных находок. Такие разные мечты и планы, которым никогда не было суждено сбыться.
«Возьми себя в руки. Ты вышла из комы. Тебя уже дважды вытащили из лап смерти. Ждали, навещали, скучали».
Перед глазами пронесся день, когда Мик из последних сил улыбался мне, лежа на соседней койке машины реанимации.
В груди болезненно заныло.
«Я слышала десятки разных людей, помню обрывки сотен сказанных здесь фраз, но совершенно забыла твой голос.
Приходил ли ты?
Жив ли ты?»
Последний вопрос так резанул по сердцу, что мне не оставалось ничего, кроме как съежиться и отчаянно заорать в одеяло. Ослабленные руки сами потянулись к прохладной койке, мне нужно было проверить.
До сих пор не знаю, как сделала это. На едва движимых ногах, шатающихся коленях и забитых кровью ступнях, я смогла встать. Врачи успели поверхностно оценить работу мышц несколькими часами ранее, но тогда мне хотелось верить, что они просто преувеличивают и всё не так страшно. Зато сейчас, держась на ногах через невероятные усилия, мне стали понятны все их слова и опасения. Но мне все равно нужно было проверить.
Я схватилась за набор капельниц, плотно вогнанных в вены. Набрала полную грудь воздуха и поплелась к выходу из палаты, сквозь едва сдерживаемые всхлипы вперемешку с криками. Каждый шаг отдавал болью нечеловеческих, почти зверских пыток. Словно у меня под ногами взрывалось раскаленное стекло, всё глубже вонзаясь в нежную кожу ступней. Муки усиливались под весом самоконтроля: кричать нельзя, я не должна разбудить медперсонал и отправиться обратно на койку ни с чем.
Сейчас. Понедельник.
Я мягко поглаживала настрадавшиеся в ту ночь ноги. Мучения давно прошедших лет всё ещё всплывали колющими ощущениями.
— Вы сильная женщина, мисс Магуайр. Пересилить себя и создать такую нагрузку на мышцы, находящиеся в длительном состоянии покоя — это что-то.
Мне показалось, что я услышала в голосе доктора уважение. Хотя огоньки в его глазах выдавали скорее что-то насмешливое.
— В тот момент Вы понимали, что его могло просто не оказаться в палатах поблизости? Мистер Моретти мог мирно спать дома, уехать и попытаться забыть пережитое и, в конце концов, — доктор Солсбери сделал небольшую паузу, — просто не дожить.
— Нет, — я слабо улыбнулась и покачала головой, — мне казалось, что он точно где-то рядом. В ту ночь не было рационального мышления, сомнений или неуверенности. Была только я, которой нужно было его найти. И я нашла.
Семь лет назад.
Бесконечные муки сменил резкий приступ неожиданной радости. Счастье растекалось по всему телу, а неконтролируемая улыбка вызвала приятную боль на щеках.
Микеланджело лежал в одиночной палате. Светловолосый ангел, подключенный к искусственному аппарату вентиляции легких.
Я больше не могла сдерживать себя и зарыдала в голос. Именно в этот момент боль внезапно вернулась с удвоенной силой. Но мне нельзя сдаваться. Осталось совсем немного. Всего-то пара финальных рывков. Невыносимые мучения. Обжигающие слёзы. Последние шаги в сопровождении животных криков. От ощущений начинает темнеть в глазах. Я рядом. Резкое падение на колени возле его кровати. Упавшая по инерции капельница, за ней выдранные из вен катетеры. Очень больно. Мандраж всего тела. Озноб и паническая атака. Трясущиеся непослушные пальцы с трудом хватают его ладонь. Удар головой о холодный металл койки.
— Я так тебя люблю, — первое и последнее, что я шепчу ему, прежде чем провалиться в темноту.
Семь лет назад.
Со временем меня выписали. Я всё так же ходила в палату Микеланджело, но теперь с позволения медперсонала и под их присмотром. Несколько месяцев пролетели, как один. День, когда мне сообщили, что больше я не нуждаюсь в госпитализации, стал одним из самых тяжелых на моей памяти.
Я не знала, как жить теперь. Стены больницы защищали меня от грозной реальности, в которой все норовили узнать правду о днях, проведенных в экспедиции. Снаружи ждал такой мрачный и тоскливый мир: убитые горем жены или мужья, что так и не дождались своих любимых домой. Не находящие себе места родители, до последнего надеявшиеся на возвращение уже взрослых детей обратно. Всех их объединяла горечь утраты. Боль от потери самых дорогих людей. Множество морально тяжелых вопросов, на которые они жаждали услышать ответ. И никто, кроме меня, не мог им его дать.
Не помню, сколько простояла у выхода из больницы. Просто не могла сделать шаг ни вперед, ни назад. Всё тело будто вмиг окаменело. Мама крепко держала меня за руку, поглаживала по тыльной стороне ладони. Тихо шептала слова поддержки, давая понять, что будет рядом столько, сколько потребуется.
После выписки все и забыли, что я только недавно вышла из комы. Телефон разрывался от количества звонков, возле дома то и дело околачивались журналисты, надоедливые фотографы и простые зеваки. Я ежедневно получала огромное количество писем, разгребала завалы электронной почты, отклоняла бесконечные приглашения на интервью. Мне потребовался месяц, чтобы поочередно позвонить каждому родителю или супругу моих бывших напарников.
Помню, как почти каждый из них плакал мне в трубку и убеждал, что здесь нет моей вины. И только небольшая часть либо сухо благодарила меня за диалог и клала трубку, либо говорила, что прощает меня. Удивительные люди. Они не занимались моим уничижением, не обвиняли и не сыпали проклятиями. Не желали зла и надеялись, что я сама перестану себя грызть. Забавно, что после разговоров с ними, у меня началась депрессия.
Мне не хотелось вставать с кровати. Я перестала есть и интересоваться чем-либо, кроме сна. Изредка просыпаясь, первым делом осушала бутылку воды. Вторым — шла в туалет, смотрела на измученную себя, и снова ложилась в кровать. Мама всё время приносила еду, но та не вызывала ничего, кроме раздражения. Она постоянно боялась. Так много плакала и пыталась помочь. Даже пробовала что-то предпринимать, но без моего участия это было бессмысленно. В дни, когда маме было особенно страшно, она ложилась спать вместе со мной, осторожно обнимая хрупкие плечи.
Говорила, что я обязательно выберусь. Читала сказки, гладила по волосам, нежно целовала в темечко. Она ни разу не позволила себе опустить руки или впасть в истерику. Мама преданно верила в меня, проявляя огромное количество любви и заботы. Она терпеливо ждала, когда её дочь вернётся к жизни.
Прошло два месяца с того времени.
Это был один из дней, когда мама спала рядом. Худая рука аккуратно обнимала моё тело, как
