ничего не говорю. Но сжимаю кулаки и скрещиваю руки на груди.
— Как Райан? — спрашивает она с ухмылкой.
Мне кажется, что в ее голосе слышится ехидство. Ее ухмылка превращается в улыбку, и я решаю, что мне просто показалось.
— Не знаю. Я не разговаривала с ним с того дня. Что ты вообще там делала?
— Где? У твоего другого парня? У Алекса?
— Он не мой парень, мы просто друзья.
— Ты такая наивная, что это вызывает жалость, Карина. Как он может быть твоим другом? Он использовал тебя, милая.
— Нет, не использовал. Я получила от него кое-что важное, и мы стали друзьями. В любом случае, это не твое дело.
Она ладонью быстро и сильно бьет меня по щеке. Мои глаза расширяются, и я опускаю руки, сжатые в кулаки.
— Прояви немного уважения, — говорит она.
— Веди себя соответствующе, — парирую я.
Ее рука снова взлетает вверх, но я отступаю, и она опускается на пару ступеней вниз по инерции.
— Знаешь, из нас могла бы получиться отличная команда, — говорит она. — С твоей доверчивой наивностью, милой мордашкой и моими мозгами мы могли бы облапошить кучу мужчин.
Я смотрю на нее в недоумении.
— Это последнее, что меня интересует. Это неправильно, — говорю я.
— Тем не менее. Что сделано, то сделано, и теперь разбитые сердца двух миллиардеров ждут, чтобы их утешили.
— Так ты знала?
— О чем? О Райане? Не могу поверить, что ты не знала. Может, тебе стоит время от времени вытаскивать голову из задницы, малышка?
Я остаюсь на месте у подножия ступенек крыльца, не желая, чтобы она приближалась к входной двери. Она смотрит на меня, а потом пожимает плечами и улыбается.
— Каждому свое, — говорит она.
У нее злой, мертвый взгляд, который я раньше видела у Алекса, и я понимаю, что именно из-за нее мне так трудно доверять людям.
Она лезет в сумочку и достает пачку сигарет, вытаскивает одну, берет ее между пальцами и прикуривает, когда она касается ее губ.
Мама глубоко затягивается, а затем выпускает дым на меня, заставляя меня закашляться.
— Еще увидимся, малышка.
Я смотрю, как она идет вверх по улице. В этот момент из-за угла появляется Одесса, и моя мама толкает ее плечом, прежде чем продолжить свой путь.
— Ладно, извините, — говорит Одесса.
Она идет ко мне, и я понимаю, что так она хочет сказать, что эта женщина — сука. Затем ее рот открывается, когда на лице проступает узнавание.
Она беззвучно говорит.
— Это была твоя мама? — а затем в шоке прикрывает рот рукой.
Я смеюсь, когда она доходит до меня.
— Мне так жаль, сестренка! Я не узнала твою маму.
— Ничего, думаю, с ней все в порядке, — говорю я.
— О, она дала тебе пощечину? — Одесса проводит рукой по моей щеке. — Щека ярко-красная.
— Да, — говорю я. — Ей показалось, что я веду себя неуважительно.
— Так и было?
Я смеюсь.
— Возможно, да.
— Хорошо, она это заслужила. Ты отвесил ей пощечину в ответ?
— Она моя мама! Я не могу этого сделать.
— О, еще как можешь. Ты не должна терпеть это дерьмо ни от кого. — Внезапно мои глаза наполняются слезами, и я не могу остановить их. Поэтому отворачиваюсь от Одессы, чтобы скрыть слезы, но остановить их невозможно.
— О, милая, что с тобой? Это из-за нее? Не она твоя мама, а Лидия. И ты это знаешь.
— Нет, дело не в этом, — фыркаю я. — Наверное, это все вместе. Алекс сказал, что любит меня, мы поговорили после этого, и, кажется, больше не можем быть друзьями, и я это ненавижу. Райан вроде как тоже сказал, что любит меня, когда подарил мне это. — Я показываю на гребень, который не покидал мои волосы всю неделю. — Но теперь он меня ненавидит. Он пришел к Алексу и застал меня у него, а потом мы сильно поссорились.
— А он знает правду? Ты ему рассказала?
— Нет, как я могу? Это только усугубит ситуацию.
Одесса обнимает меня за плечи и ведет по ступенькам к парадной двери здания.
— Давай зайдем внутрь, — говорит она. — Люди иногда бывают слишком любопытными для своего же блага. — Она показывает на одну из моих соседок, стоящую у окна. — Я к вам обращаюсь. Я вас вижу.
Женщина внезапно закрывает жалюзи, и мы с Одессой смеемся.
— Вот видишь, уже лучше, ты смеешься.
— Спасибо, — говорю я, отпирая дверь.
Она направляется прямо на кухню, берет чайник, наполняет его водой и ставит нагреваться. Затем начинает открывать и закрывать дверцы шкафов.
— Здесь обязательно должно быть печенье или что-то в этом роде, — говорит она. — Я знаю, что Лидия любит сладкое. — Она находит бабушкин тайник с печеньем «Шахматное», достает два и протягивает одно мне. — Это поможет тебе почувствовать себя лучше.
— Спасибо, — говорю я и беру печенье.
— Что ты собираешься делать дальше, сестренка? Будешь просто сидеть и ждать, что произойдет дальше или возьмешь свою судьбу в свои руки?
— Я возьму свою судьбу в свои руки?
— Скажи это уверенно.
— Но я не чувствую уверенности.
Она садится рядом со мной и скрещивает ноги.
— Я открою тебе маленький секрет. Большинство из нас не чувствуют себя уверенно все время. Даже я. Но если я скажу себе, что должно быть именно так, то почувствую это. Притворяйся, пока не добьешься своего, а затем воплощай это дерьмо в жизнь. Ты через многое прошла в последнее время: болезнь бабушки, эти мужчины, потеря работы. Сестренка, слезы — это пустяк. Они вполне оправданы. Но тебе нужно понять, что делать дальше, потому что иначе ты увязнешь в этом болоте, а выбираться из него очень сложно.
— Я хочу наладить отношения с Райаном, — говорю я.
— Тогда перестань ждать его звонка. Возьми свою жизнь в свои руки.
Я достаю телефон и нажимаю на фото его контакта, на котором он готовит в хижине. Телефон начинает звонить. И звонить. И продолжает звонить, пока не переходит на голосовую почту.
Завершая звонок, я испускаю долгий вздох разочарования. Одесса права, нам с Райаном нужно поговорить. Мне нужно сказать ему правду и выслушать его. Я не могу осуждать его, если сама не была честна.
Райан
Двадцать лет назад
Я сижу в кабинке в задней части гриль-бара «John’s» и жду своего брата. Открывается входная дверь, и с порывом холодного воздуха он заходит внутрь ресторана. Его темные волосы, высокие скулы и ярко-голубые глаза сразу напоминают мне нашу маму. Он замечает меня и улыбается, прежде чем подойти.
Хотя я не