Дома из телевизора милая девушка, чем-то похожая на работницу «Травяной жизни», долго размахивала рукой около карты Москвы и области, вещая что-то про северный фронт и циклон. Подведя итог она наконец простым русским языком заявила что-то вроде этого:
— Ночью в Москве температура понизится до тридцати градусов ниже нуля, и останется таковой днем, прибавив к себе северный ветер с какими-то немыслимыми порывами. — Я в это время пила чай и не осознавала признаков катастрофы. Вся глубина пропасти открылась только на следующий день, когда Вано поставил меня на точку. В этот момент даже в его глазах читалось изрядное сомнение. Но я только вышла из теплого метро и была полна радужных планов. К обеду планы закончились. И все остальное закончилось. Терпение, жажда выжить, потребность в тепле. Я стояла около дороги со стойкой цветов. Внутри стойки горели свечи, так что цветам было вполне тепло, а вот мне… От холода я начала тихо завывать, прыгать вокруг будки и бубнить попсовые песенки себе под нос.
— Ой мороз, мороз, не морозь меня. — К обеду я захотела залезть внутрь к цветам, но не смогла из-за своих нецветочных габаритов. В перерыв я грелась у Пепси-стойки на выходе из «Медведково».
— Дайте мне очень горячий чай. — Гордо потребовала я, имея финансовую возможность только на него. Чай упал в обледенелые внутренности и моментально сам охладился до той же температуры. Остаток дня прошел в бреду. Я на автопилоте ввинчивала цветки в полиэтилен и совала их в руки теплых, выскочивших на секунду за букетом, автомобилистов и снова впадала в анабиоз. В одном мне повезло. Природная способность к устным расчетам и достаточная жировая прослойка на теле позволили мне выжить и отбыть домой с тремястами рублями зарплаты и лишней сотней.
— Это тэбэ прэмия за морозоустойчивость. — С трудом выговорил Вано, который никак не ожидал, что я додержусь. Всю следующую неделю я, не стесняясь, заворачивалась во все имеющиеся в доме носки, рейтузы и свитера, брала с собой одеяло, валенки и термос. А также освоила с помощью Вано житейскую приколку «Стальная гвоздика». Вано давал мне, гвоздички с отломанными головками, а я накрепко насаживала их на тонкую иголочку, верх в головку, а низ в стебель. Затем «Стальная гвоздика» умело маскировалась в большом букете и шла как целая. Таким образом, с каждого сварганенного цветка я получала пятьдесят рубликов сверху. Моя совесть молчала, видимо, на весь день отмороженная московской зимой. А вечером я заглушала ее стопочкой коньяку. Таким образом сохраняла нетронутой свою природную нравственность. Прошла пара недель, я измоталась, но в кармане зазвенели две сотни баксов, половина которых, к сожалению, нужна была на еду. Я запланировала взять неделю перерыва, тем более что изначально предполагалась работа неделя через неделю. И только я решила, что, пожалуй, все не так плохо, как случилось ЭТО.
Глава 3
Ясно показывающая, НАСКОЛЬКО все мужики козлы
Оглядываясь назад, я вдруг подмечаю, что в тот момент со стороны я была похожа на железобетонного робота, запрограммированного на выживание. Наверное, это мороз так отморозил всю мою душу, потому что, конечно, мне совсем не было безразлично все, что со мной стряслось. Не во всякий день вас бросает единственный и вполне любимый муж. И никогда не возможно оказаться к тому готовой. Мы можем хорохориться, демонстрируя наработанную годами защиту, но… Как-то ко мне подошла моя младшенькая Анютка, озорной ангелочек с похожими на блюдечки глазками и живым нравом. Она серьезно на меня посмотрела, потом погладила по голове малюсенькой ладошкой и сказала:
— Мамуля, хочешь, я буду тебе вместо папы? Я тоже буду просить ужин и давать тебе денежки. — Я разрыдалась. Как же точно она просекла суть наших отношений с мужем! А кто бы на моем месте не рыдал? И к своему стыду, признаюсь: если бы Серый обнаружил в этот момент свое местонахождение, я бы умоляла его вернуться. Мне было одиноко по ночам. Я утыкалась в его подушку и нюхала остаточный аромат мужика, понимая, что оригинал понюхать получится вряд ли. Тоска разбавлялась работой, холод сковывал сердце внутри и нос с конечностями снаружи. Мама начала пилить меня по-новому:
— Олечка, ты стала пить! Как ты можешь, ты же женщина.
— Легко, мама. Я могу пить легко и с удовольствием, — эпатировала я.
— Но не так же много. И потом, почему не вино, почему коньяк?
— А что ты торгуешься? Я за день так намерзнусь, что только коньяк мне и может помочь. Вино — это полумеры.
— А вот если бы ты нас с отцом слушалась, то не оказалась сейчас в таком немыслимом положении, — завершала она. Мотька, по-моему, была похожего мнения, хотя и не лепила его мне в такой прямой форме. Но чуть ли не ежедневно она звонила мне, чтобы рассказать очередную историю из своей психологической практики. По ее мнению, они могли быть мне полезны. Ха-ха! Вот эта, например:
— Короче, пришла баба, лет сорока. Живет с ним уже пятнадцать лет. Вместе выпивают, вместе дерутся, ну и спят. И вот, он ее избил, отобрал ее получку и ушел в неизвестном направлении. Я ей говорю — плюнь ты на него. А она уперлась — верни и все. Ну зачем он ей? Бросила бы пить, приоделась, нашла бы другого. Нестарая же еще. А? Каково? — я молчала, наливая себе свою законную стопку и думала, что понимаю эту бабу. Если бы он только захотел вернуться…
— Я совсем не рада этой возможности меняться. Я хочу, чтобы было как раньше.
— Ты дуреха. У тебя все еще впереди, — заверяла Мотька и была права. Все еще было только впереди. За цветочками неожиданно появились ягодки. ЭТО началось в первых числах февраля. Точнее, я могу назвать даже дату. Второе февраля, среда. Я вернулась с работы, усталая как собака Павлова. В смысле, я бросалась на еду, так как не ела весь день. За окном пурга, дома скучающие и дерущиеся дети, на которых пришлось наорать, чтобы заткнуть. Конечно, моя совесть бордовеет, когда с моих уст слетает громогласное:
— Быстро разбрелись по углам, гадюки. Ты, Шурка, к себе, и если через пять минут не приступишь к… уборке, например, я тебе отшибу все рога.
— Мама, у меня нет рогов! — возмущается та.
— Тогда буду бить прямо по твоей безрогой голове, — несусь я дальше. Анюта с восторгом смотрит, как изничтожают вражескую сестру. Я это вижу и свирепею уже в другую сторону.
— А ты что вылупилась. Марш мыть посуду!
— Я же еще малышечка! Я же твоя бедняжечка! — припоминает мне смышленый ребенок все эпитеты, которыми я награждала ее, оплакивая ее соломенное сиротство.
— Если немедленно не заткнетесь обе, то месяц без мультиков, год без шоколада. Маме надо отдохнуть. — Подвожу я окончательный итог, показывая безусловную власть силы. Но тут из своего логова выползает мамуля.
