– Это будет не убийство, – возразила Нелл.
– Вот видите, вы уже сейчас занимаетесь самообманом. То, что вы намерены предпринять, – самое настоящее убийство. Вы хотите лишить жизни другого человека. Неважно, какими при этом вы руководствуетесь мотивами. Люди с вашим воспитанием приучены с самого детства относиться к акту убийства с отвращением.
– Люди с моим воспитанием нечасто получают такой стимул, какой получила я.
– Это верно. Вы не похожи на ту женщину, с которой я познакомился на Медасе. Но душа-то у вас та же самая. Себя не переделаешь.
– Чушь собачья.
– Вот как? Вы хотите быть холодной, жесткой и решительной. Но с Таней и Питером у вас, по-моему, не очень-то получилось.
– Таня и Питер – одно, Мариц и Гардо – совсем другое.
– Но вы есть вы.
– Вы думаете, у меня это не получится? Ошибаетесь.
– Хотелось бы думать, что не ошибаюсь, – устало вздохнул Николас.
Нелл упрямо покачала головой.
– Послезавтра в восемь утра начинаем. Будьте в спортивной одежде. Завтрак не ешьте. – С этими словами он повернулся и вышел.
Он ошибается, сказала себе Нелл. Она не проявит слабости. Даже если не удастся сохранить холодную отчужденность, ее главную опору и защиту, обратного пути все равно нет.
– Питер, – позвала она. – Пора идти спать…
Оказывается, овчарка и Питер за это время успели отлично подружиться: голова Сэма покоилась на коленях мальчика, и лицо Питера лучилось счастьем.
Значит, если чего-то очень хочешь, может произойти чудо. Танек прав.
Нелл была очень рада за Питера. Парнишка ужасно хотел подружиться с овчаркой, и ему это удалось.
Я тоже своего добьюсь, подумала она. Вспомнила, с какой уверенностью возражал ей Танек, и нахмурилась. Николас – человек с железной волей, он сделает все от него зависящее, чтобы прав оказался он, а не Нелл.
Но ведь Нелл – не овчарка. Она к нему ластиться не будет.
– Идем, Питер, – резко сказала она. – Пора спать. Поиграешь с Сэмом завтра.
* * *
Отлично. Оказывается, баба сдохла.
Мариц положил трубку и удовлетворенно улыбнулся. Все устроилось самым наилучшим образом. Правда, Нелл Калдер умерла не на Медасе, а чуть позже, но это, в сущности, неважно. Можно доложить боссу, что работа выполнена.
А вдруг это не так?
Довольная улыбка сползла с его лица. Гардо говорил, что баба осталась в живых. Надо отдать ему должное – ублюдок редко ошибается.
Мариц будет выглядеть полным идиотом, если окажется, что на самом деле Нелл Калдер жива, а запись о ее смерти – липа. Гардо не любит идиотов.
На всякий случай нужно проверить.
Мариц сосредоточенно стал изучать собранные данные. С чего начать? С больницы?
Нет, там слишком много народа.
Лучше начать с погребальной конторы Джона Бирнбаума, занимавшейся похоронами и кремацией.
Приняв решение, Марнц вновь заулыбался.
* * *
– Вот подарок. – Танек бросил на диван рядом с Нелл большой сверток.
Она удивилась:
– Я думала, что вы поехали на ранчо.
– Поехал. Но на обратном пути завернул в город. Разворачивайте.
Развязывая ленту, Нелл сказала:
– А Питер еще не вернулся.
– Он и не вернется. Парень понравился Джину, и тот разрешил ему остаться на несколько дней. Если они споются, Джин возьмет его с собой в горы.
– С Питером там ничего не случится?
– С ним все в порядке. Он просто счастлив – там ему и овцы, и собаки.
Да, подумала Нелл, перед таким искушением Питеру трудно было устоять. Наконец она развернула пакет. Холст, краски, кисти.
– Что это?
– Вы же сами сказали, что с Михаэлы нужно портреты писать.
– Я не говорила, что буду заниматься этим сама.
– Но вам ведь этого хочется.
– У меня не будет для этого времени.
– Ах да, мы же будем готовиться к убийству, я совсем забыл. Кстати, мои уроки небесплатны. В качестве вознаграждения вы должны написать несколько картин, которыми я украшу стены своего дома.
– И повесите их рядом с Делакруа? – ехидно осведомилась Нелл.
– А что такого? Я люблю и поощряю искусство родного края. Мои горы, мои слуги и все такое.
Опять тот же инстинкт собственника.
– Наймите себе другого художника, – сказала Нелл, кладя холст на пол.
– А я хочу, чтобы художником были вы. Условия такие: один час подготовки к убийству за два часа работы с холстом. Договорились?
– Зачем вам все это нужно? – возмутилась Нелл. – Вы что же, думаете, что целительная сила искусства сотворит в моей душе чудо?
– Как знать. Хуже от этого, во всяком случае, не будет.
– Не хочу попусту тратить время.
– Когда-то вы не считали искусство пустой тратой времени. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Я дал вам слово, и я его сдержу. Один час тренировки в день вы получите от меня бесплатно. Но, если хотите иметь дополнительные задания, придется расплачиваться работой.
– На моей живописи вы не разбогатеете.
– Но и не разорюсь. – Он улыбнулся. – Вам от этого тоже хуже не будет.
Нелл отрицательно покачала головой.
– Ну так что, договорились? – настаивал он.
А собственно, почему бы и нет? Можно будет самой регулировать продолжительность тренировок. Нелл взглянула на холст и краски, сердце ее сжалось от волнения. С кухни доносился грохот посуды – Мнхаэла готовила ужин. Какое интересное у нее лицо…
– С одним условием: вы сами убедите Михаэлу чтобы она согласилась мне позировать.
– Ну уж нет. Вы художница, вы ее и уговаривайте.
– Это что, очередной сеанс психотерапии?
– Нет, просто я до жути ее боюсь, – улыбнулся Танек.
* * *
Похоронная контора Бирнбаума сияла в темноте огнями, похожая на помещичью усадьбу: классические колонны были подсвечены прожектором, установленным на аккуратно подстриженном газоне.
Пустая трата денег, подумал Мариц. К чему покойникам столько церемоний?
Хотя, конечно, дело не в покойниках. Избавляясь от трупов, гробовщики зарабатывают кучу денег. Кровососы проклятые! Сколько на них деньжищ ушло, когда нужно было похоронить отца.
Но у «Максвелла и сына» заведение, конечно, было попроще. Оно находилось на шумной улице в самой гуще детройтских трущоб. Мариц тогда был слишком беден, чтобы его сочли важным клиентом. Папаша Максвелл до Марица не снизошел, отправил голодранца к сыну. Мариц сидел напротив прыщавого сосунка, вознамерившегося обобрать его до последнего цента, и кипел от беспомощной ярости.
Больше всего он хотел в тот момент вцепиться ублюдку в горло руками, пока у того глаза из орбит не вылезут.
Тогда еще Мариц не умел обращаться с ножом.
Двери конторы распахнулись, оттуда вышла группка скорбящих. Заплаканные глаза, приглушенные голоса, а сами, поди, не нарадуются, что возвращаются из мира мертвых в мир живых.
