Ключи, как назло, куда-то запропастились. Марина опустила сумку на крылечко, присела с рюкзачком и принялась обшаривать его уголки в поисках ключей. А они никак не находились. И Марина вспомнила, что убирала их на время поездки не в рюкзачок, а в свою дорожную сумку, на самое дно большого бокового кармана. Да, вот они. Наконец-то!
Она открыла дверь, потянулась за сумкой и увидела, как она всем своим огромным весом повисла в руке, большой и сильной. Мужской.
Марина подняла глаза на того, кто взялся ей помогать, – а она не сомневалась в том, что это помощник, не разбойник же белым днем! – и чуть не упала от неожиданности.
Андрей. Ну по-новому – Пал Палыч.
– Привет... А ты как тут? Ты что, приехал раньше меня? Как ты меня нашел?!
– Привет. Это не так сложно было сделать: твой номер паспорта, адрес, по которому ты зарегистрирована в Петербурге, – все это было в журнале регистрации гостей на турбазе. Сделал несколько звонков через знакомых, уточнил место жительства и прилетел сегодня утром.
– Зачем? Разве я звала тебя?
– Нет, не звала. Но мы не договорили.
– Ну хорошо. Помоги мне машину разгрузить.
В голове у нее не укладывалось: Андрей прилетел, чтобы встретить ее. Зачем? Ну зачем – это понятно. Она ведь видела, что ему не безразлично все.
Но повода-то она не давала. И что теперь делать?!
Она никак не могла сосредоточиться и рассеянно перекладывала туда-сюда вещи, теряла ключи от машины, спотыкалась о коробки и корзинки, которые они вдвоем переносили к лифту.
– Увезем все за один раз, – решила Марина, и Андрей таскал в парадную все то, что они выгрузили.
* * *
Дом встретил как положено – ласково! «Господи! Как же я соскучилась-то по дому!» – подумала Марина, скидывая кроссовки, и тут же поймала себя на мысли о том, что она не одна, и это нарушает заведенный порядок.
– Раздевайся, – предложила Андрею.
В прихожую вышел Вася, с любопытством взялся обнюхивать коробки и сумки, потерся о хозяйские ноги.
– Вася, здравствуй, дорогой! – Марина потрепала кота за ухом. Он мяукнул и отправился на кухню, где сел возле шкафчика с его пищей – коробками и банками с кошачьим кормом.
Андрей скинул куртку, пристроил ее на вешалке и прошел следом за Мариной и Васей в кухню. Он осматривал квартиру открыто, с интересом. И это Марине понравилось: видно было, что не хитрит, не делает вид, будто ему совсем не интересно, как она живет. Присел в кухне на краешек диванчика.
Она сполоснула под краном руки.
Ну, совсем непонятно, что делать, о чем разговаривать... Обед, может, готовить и кормить гостя? Или сразу разговоры разговаривать? Черт знает что! Во попала так попала!
– Чай? Кофе? – спросила Марина.
– Чай. – Голос у Андрея как-то мгновенно охрип. Ему тоже неясно было, что делать дальше. Сказала же она, что не звала его в гости. А он сказал, что не договорил. Значит, говорить надо. А у него, как у мальчика, голос «петушка» дал. Волнуется, дурак!
К счастью, чайник вскипел мгновенно. Марина достала упаковку с пакетиками. Могла бы заварить, но не хотелось лишних телодвижений делать. Да и в пакетиках с бергамотом ей и самой больше нравился.
А он с бергамотом терпеть не мог! И издалека унюхал этот ненавистный ему запах. Да чаю-то, как и кофе, не хотелось совсем, согласился, чтоб хоть как-то занять и себя, и ее.
– Бери конфеты, печенье, – предложила Марина, присаживаясь напротив гостя. – Андрей, мне должна позвонить мама, она меня ждет сегодня. И как только поймет, что я уже дома, сразу придет. Поэтому, если ты хотел говорить о чем-то, то лучше сейчас.
Андрей отпил глоток, чтобы голос вернулся. Сморщился недовольно. «Кто придумал такую противную траву в чай добавлять!» – подумал он машинально. Так же машинально отодвинул чашку и кашлянул:
– Марин! Я понимаю, что ты скажешь. Вернее, спросишь. Где я был все это время, почему не искал тебя... И будешь права.
– Я не спрошу. Я уже все знаю. Знаю, что сначала ты не мог, не до меня было. А потом как-то все забылось. Я понимаю тебя. У меня все по-другому. Я ведь уверена была, что ты погиб. Практически у меня на глазах. У меня в этом не было никаких сомнений. Ни-ка-ких! Поэтому я не искала тебя, не ждала. И о чем сейчас говорить? Начинать сначала?
– Я был бы рад... Всего несколько дней, как встретились, а у меня внутри все перевернулось. И это в моем-то возрасте! Марин, у меня все есть, и мне уже ничего в этой жизни не хотелось. Я не рассказал тебе, что у меня есть дочка. Мать увезла ее от меня давным-давно. Я не стал искать, не уговаривал позволить мне встречаться. Сначала она сама пряталась, а потом проявилась. Но все это с гонором, с позой. Я деньги давал, а на встречах не настаивал. Зачем? Это все добровольное дело, так ведь? Сейчас дочке моей, Маринке, девятнадцать. Она нашла меня сама. И мы дружим. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю.
– Ну вот... А любви не было. Ни с матерью ее, ни с другими женщинами. Отношения были. Но я не летал. А это показатель. Вот с тобой тогда, сто лет назад, была любовь. Чуть с ума не сошел, когда осознал, что натворил. Именно поэтому и понял, что любил тебя. Потом вытравил все. А встретил – и накрыло волной...
– Приливной...
– Да, примерно так... Ты скажешь, что так не бывает. Я бы и сам не поверил, расскажи мне кто. Дело-то пенсией пахнет, а я вдруг... встрепенулся, но...
В комнате зазвенел телефон.
– Мама, – пояснила Марина и сорвалась в комнату.
Пока она разговаривала, Андрей двинулся в обход Марининого жилища. Прихожая, завешанная фотографиями ее любимых животных из зоопарка, Васина корзинка в углу, стоптанные тапочки с заячьими ушами. Кстати, никаких других тапочек – побольше, мужских, – в прихожей не наблюдалось. И это почему-то порадовало Андрея. Хотя он тут же оборвал себя: «Нет, она тут сидела и тебя все эти двадцать с лишним лет ждала. Старый дурак!»
А Марина все разговаривала и разговаривала по телефону с мамой, терпеливо и ласково. Она сидела на диване у низкого столика. Увидела, как Андрей крадется, и показала ему рукой: «Входи, входи!»
Комната была большая и светлая, с балконом, с цветами и игрушками. И тут тоже много фотографий было. Очень красиво. Стильно. Кажется, так было принято в семьях всегда – фотографии в рамочках, вся история семьи на стене.
Андрей внимательно рассматривал эту черно-белую историю. Вот Марина с бантиками с плюшевым мишкой в руках, вот она же, серьезная, в пионерском галстуке, вот с женщиной, удивительно похожей на нее, вот...
А вот и он сам, Андрей Травин, молодой только очень, лет шестнадцати. Тогда он точно был Андреем Травиным, а не то, что сегодня – Пал Палыч Лесников. Тоже красиво, конечно, но... чужое.
Стоп! Откуда это у Марины его фото, да еще в таком нежном возрасте?! И вообще, откуда у нее его фото?! Да еще такое, какого он сам и не помнил даже. Не было у него такого! И стрижка какая-то современная... В его шестнадцать в моде все больше «полубокс» был, а его вообще маманя стригла дома – покороче, ежиком, только челочка жиденькая подлиннее.
