Стюарт и Оливия продолжали слушать Бэрди вполуха. Никогда ранее не рассказывавшая о себе, она теперь щедро делала это, до смерти уморив их. Оливия не могла удержаться от чувства горечи по поводу одиночества Бэрди. Да, ее единственной семьей был «Лэмпхауз»!..
Бэрди наконец позвонили из клиники, приглашая явиться в следующую среду, когда освободится койка.
— Миссис Даннимотт оставила вам в духовке бифштексы и пирог с почками, а я получила сообщение из клиники, — сказала Бэрди Оливии, когда та вернулась с работы. Она накрыла кухонный стол за отсутствием приличной столовой. — А что, хозяин поместья обедает сегодня с нами?
— Нет, он сейчас спит в выходном костюме, так как должен лететь в Париж первым утренним рейсом! — Оливия устало опустилась на стул.
— Знаешь, ты делаешь слишком многое. Вспомни про своего ребенка, не то кончишь жизнь как я — в одинокой постели. А как новый личный помощник?
— Натали? Хорошо, очень хорошо. Сделала для меня большую работу во время уикэнда — в свое свободное время!
— Отличная новость! Теперь я вроде и не нужна… Надеюсь, ты ее загрузишь, пока будешь во Франкфурте?
— Я решила в этом году пропустить Франкфурт, разве я не говорила?
— Только не мне.
— Прости, я думала, что упоминала. Я действительно чувствую себя недостаточно хорошо для этого. Пандора, с ее хваткой птеродактиля, достойно представит «Лэмпхауз». Я вообще никуда не поеду, пока ты не ляжешь в клинику.
— Не заставляй меня чувствовать себя еще хуже, — ответила Бэрди.
Оливия поднялась.
— Пойду приму душ, потом поедим, Бэрди Гу. Я, правда, умираю от голода, мечтаю о сандвиче перед обедом.
— Я сделаю. Какой ты хочешь?
— Арахисовое масло и мармелад.
Бэрди удивленно открыла рот. Потом покачала головой и, бормоча про себя, что, мол, «хорошо, когда беременная, по крайней мере, не требует активированный уголь и сандвич с селедкой», отправилась делать сандвич. В то время как Оливия в очередной раз преображала себя из энергичной бизнес-вумен в домашнюю хозяйку.
Утром в среду Оливия высадила Бэрди у Уорфилдской глазной клиники. После работы они со Стюартом, вернувшимся из Парижа, заехали к ней.
Она принимала виноград и шоколад, открытки и цветы с деланно пресыщенным видом, за которым скрывалось золотое, отзывчивое сердце.
— Спасибо, мои лизунчики, что бы я без вас делала? Завтра меня оперируют, так что приходить нельзя. Будет очень мило, если они вернут мне зрение. Я всегда терпеть не могла комичных слепых людей, даже когда была пациентом у доктора Барнарда…
— Бэрди, а ты была у доктора Барнарда? — удивилась Оливия.
— Разве я вам не говорила? Не обращайте внимания! — Она потянулась за стаканом воды на тумбочке. — Я обреталась у старой тетки, которая пережила самолеты-снаряды… Веселая была жизнь — мне даже ломтик хлеба не позволяли взять самой. Один Господь знает, что я чувствую сейчас.
— О, мужайся, Бэрди! — подбодрила ее Оливия. — С тобой все образуется, только не будь такой пессимистической брюзгой.
— Ах, вот как, я — пессимистическая брюзга? — Она обернулась к Стюарту за моральной поддержкой. — Я, которая говорила, что она лучше всех и вам следует жениться на ней, а не на этой женщине — Легран, правда?
— Да, Бэрди!
— О чем это вы толкуете? — спросила Оливия.
— Это не твое дело, — отрезала Бэрди, — но я знакома с ним раньше тебя. Он однажды явился на Патерностер-роу с твоим батюшкой, весь такой деловой, обаятельный, остроумный и готовый взять власть над «Лэмпхаузом». Ты и Винни были у меня в кабинете, и из-за пыли не заметили, как они прошли мимо. А потом он спросил меня, кто из нас дочь босса. Я ответила: брюнетка, очень здравомыслящая; женитесь на ней, а не на рыжей — та вампирша! Он сказал: что ж, эта мне подходит, и женился на тебе, так что скажи спасибо, Оливия!
Оливия через кровать Бэрди посмотрела ему прямо в глаза.
— Это правда?
— Правда! — Он скрестил два пальца над головой Бэрди. — Если она так говорит!..
Когда они собрались уходить, Бэрди схватила их за руки.
— Дайте мне полюбоваться на вас, дорогие! Может быть, я вас больше не смогу увидеть… Ладно, вы, молодые и красивые, проваливайте и дайте мне отдохнуть! — И выключила светильник.
Комок стоял в горле у Оливии, когда в коридоре она говорила Стюарту, держа его за руку:
— Она действительно боится и не хочет этого показывать. Всегда несет несусветную чепуху, когда нервничает. Я тоже. Будем надеяться, что операция пройдет удачно.
— Все будет хорошо, милая, вот увидишь.
— Я очень надеюсь. Ради нее.
Так как в клинику на следующий день приходить не велели, Оливия туда позвонила. Дежурная медсестра сказала ей:
— Операция прошла хорошо, но насколько она успешна, нельзя определенно сказать, пока на глазах повязки.
— Мистер Брэйнтри говорил, что в радужке могут быть проделаны маленькие «окошечки» — он и это сделал?
Последовала небольшая пауза, пока сестра листала бумаги, Оливия слышала в трубке их шелест.
— Да, это было сделано… Он написал в операционном журнале, что дренаж закупоренных трабекул выполнен удовлетворительно. Большего я вам пока сказать не могу.
— Когда теперь можно будет прийти?
— В субботу. До тех пор ей надо лежать абсолютно спокойно.
— Благодарю вас! — Оливия положила трубку и вышла в сад.
— Хэлло, миссис Маккензи!
Садовник выглядел немного встревоженно, озадаченно озирая ландшафт. Похоже, он ничего здесь сегодня не делал, в саду не было ни его инструментов, ни тачки.
— Привет, Энди. Что-нибудь не так?
— Мистер Стюарт, мэм, сказал, что вы хотите превратить склоны холма в виноградник, и заказал механического землекопа. Стыдно-то как, ведь декоративный сад только начал получаться. Вроде смысла нет дальше работать… Я, значит, уволен, мэм?
— Когда он вам сказал?
— Перед уходом на работу, мэм. Ежели б сказал вечером, я бы и не пришел на работу сегодня.
— Ладно, не беспокойтесь об этом, Энди. Продолжайте работать, как обычно, я разберусь с мистером Стюартом и его грандиозными идеями! — Этот механический землекоп будет моментально отправлен обратно, мысленно добавила она, идя домой в грязных зеленых резиновых сапожках.
Оливия была в кухне — повязанный вокруг талии фартучек скрывал не заметную еще беременность, — когда услышала и увидела, что Эрнст паркует «даймлер». Стюарт вбежал в парадную дверь в одном из своих красивых рабочих костюмов в полосочку, без единой морщинки или складки. Он швырнул кейс на софу и вошел в кухню, готовый обнять и поцеловать ее.
