Глава 17
Джастин
Итан в итоге слёг с простудой, пролежав в постели весь Сочельник. Я целый день провёл с ребёнком, дежуря у его постели, пока Мишель ездила сдавать тест, и до ночи не отходил от него, а как только он провалился в очередной сон, то собрал вещи и уехал. В Малибу. На помолвку. Выбора у меня не осталось.
Перед выходом я увидел Мишель и, пытаясь искупить чувство вины, оставил ей свою карточку, чтобы она купила Итану всё, что он захочет на Рождество, как только проснётся. Он так ждал этого праздника и волшебства, что я не мог оставить их без финансовой возможности претворить в жизнь его мечты. Или хотя бы часть из них, которые можно купить за бабки. Так искренне верить в чудо умеют только дети. Нанни вообще не вышла попрощаться, продемонстрировав тем самым своё отношение к этому событию. Вместо этого она увлечённо делала заготовки для праздничного стола. Я впервые за всю свою жизнь проведу этот день без неё и не в своём доме.
Всю ночь в доме родителей я не спал и метался словно загнанный зверь. Утром игнорировал всех вокруг, избегая любых вопросов. Я просто закрылся в спальне и не выходил, выжидая момент. Весь прикол в том, что я не купил кольцо. Но зная о внушительной коллекции драгоценностей моей матери, догадывался, что она в лёгкую одолжит мне любое украшение, лишь бы помолвка состоялась. Однако моя мама жадная, что навело меня на шальную мысль.
Попробовать. А вдруг?!
Стоя в спальне перед зеркалом, смотрел на костюм, висевший на дверце шкафа. И вот что мне делать?! У меня было ощущение, что мне на ноги кандалы повесили и готовятся вывести на эшафот. Хотел кричать, но звуки застревали в горле. Хотел драться, но сил в руках не было. Хотел жить, но умирал.
Посмотрел на часы. Я ждал достаточно долго, чтобы времени не осталось, поэтому, плюнув на всё, вылетел из своей спальни и, сев на металлические перилла, съехал по ним на первый этаж. Обогнув лестницу и накрытые столы для гостей, вышел через раздвижные стеклянные двери на террасу, где родители обычно завтракали. Этот дом был похож на аквариум из-за обилия панорамных окон и минимального количества глухих стен. Отчасти мне это нравилось, потому что было много света и воздуха. Но в тоже время, чувствовал себя здесь неуютно, ощущая рыбкой в банке. Условно моя спальня здесь была безжизненная и застывшая. Здесь не было души. А почему условно? А потому что я здесь ни разу не ночевал, поэтому фактически это гостевая спальня. Не было ни моих детских фото, ни семейных, ни милых всяких побрякушек или памятных вещей. Ничего.
В Малибу родители приезжали, когда им хотелось отдохнуть от бурной светской жизни в Беверли-Хиллз. Конечно, очень обременительно постоянно наряжаться и выходить в свет, улыбаться фотографам и обсуждать за спиной своих знакомых. Они постоянно курсировали между двумя домами, а ко мне, в Пасифик Палисайдс, приезжали крайне редко. Фактически от меня они переехали, когда мне было десять лет. С тех пор их ночевки со мной под одной крышей сошли на ноль. Иногда они мотались в Европу. Обычно летом.
— Ты ещё не одет?! — выгнув бровь, мама смерила меня оценивающим и презрительным взглядом.
Ей, кстати, никогда не нравилось то, как я одевался. Ни моя рэперская часть жизни, ни последующая, в которой я носил преимущественно джинсы, футболки и толстовки. Она считала, что я обязан надевать исключительно костюмы, сшитые на заказ, подчеркивая свой статус и принадлежность к привилегированному обществу. Периодически я мог надеть рубашку или брюки, но наглухо прятать себя в униформу не позволял. Я даже всегда думал, что на собственную свадьбу приду в джинсах и рубашке, но точно не в смокинге или фраке, упаси боже! Я простой парень, в конце концов, без мажорных закидонов. Однако мама присылала портного ко мне несколько раз, чтобы он снимал мои мерки, а на праздники дарила галстуки. И вот куда мне эти удавки носить?!
— Как видишь, — подошёл к их столику, за которым мама пила кофе, а отец внимательно изучал что-то в своём планшете. — Тут такое дело, я совершенно забыл про кольцо, — сверкнул улыбкой, уперев руки в стол и не сводя с неё взгляда.
— Наш водитель может съездить за ним к тебе домой, — пожав плечами, она продолжала пить кофе.
Смотрел на неё и понимал, что не чувствовал к этой женщине никакого тепла или трепета. Вообще тишина, мать её. Посмотрел на отца. Тоже не ёкнуло. Как такое возможно?! Эти люди дали мне жизнь, но видимо на этом всё и закончилось. Мы были абсолютно чужими друг другу. Если бы я сейчас узнал, например, что эти люди вообще не имели ко мне и моему рождению никакого отношения, то я бы даже не расстроился. Мне тогда наоборот стало бы понятно, почему их никогда не было рядом. Почему они выбрали деньги, а не собственного ребёнка.
— Ты не поняла, — мои губы растянулись в лукавой улыбке. — Кольца нет вообще. Я его не купил.
Мать поперхнулась и начала кашлять. Отец оторвался от своего планшета и уставился на меня свирепым взглядом. Да-да, сегодня Рождество, все магазины закрыты, а кольца нет. Такой вот я сообразительный, мать его!
— Что?! Как это «нет»?! — рявкнул он.
— Вот так. Просто нет, — пожал плечами и, отодвинув один из стульев, плюхнулся в него.
— Ты с ума сошёл?! Через час приедет Кайла с родителями! Через полтора часа приедут репортёры! Ты нас подставил?! — опешив, мама то ли визжала, то ли кричала. Но звук был неприятный.
— Это вы меня подставили с этим браком. Я лишь внёс ясность, раз вы меня не слышите, — начал раскачиваться на задних ножках стула, откинувшись на спинку и закинув в рот виноград.
Я практически ликовал сейчас, смотря на их ошарашенные и растерянные лица.
Ибо нехрен давить на меня!
— Ты совсем рехнулся?! — зарычал отец, прожигая меня гневным взглядом. — Ты решил опозорить нас перед уважаемыми людьми?!
Внешне я был похож на своего отца. Высокий блондин, атлетичного телосложения. Слава богу внутреннее наполнение отличалось.
Мама нервно провела ладонью по волосам пшеничного оттенка и метнула в меня убийственный взгляд. Она была типичной представительницей элиты. С утра пораньше уже нанесён макияж, на подтянутом и загорелом теле красуется шёлковая пижама, в ушах и на пальцах бриллианты. Отец, кстати, тоже обожал шёлковые пижамы, чем всегда меня забавлял. Какая-то странная мода для мужчин, если честно.
— Вы сами себя опозорили. Я просил, умолял, убеждал, взывал к вашим сердцам, а потом к разуму. Тщетно. Вы никого не слышите. Значит я привлеку ваше внимание по-другому, — жуя виноград, непринуждённо ответил.
Краски сгущались, и я всем телом ощутил негодование родителей. Если бы они могли убить меня одним взглядом или силой мысли, то я уже окочурился бы.
— Да кто ты такой, чтобы ставить нас перед фактом?! — процедил отец, наклонившись вперёд. — Ты думаешь, что можешь вести себя подобным образом?! Ты нихрена не повзрослел! Думаешь это спасёт тебя?! Тогда ты ещё более наивен и глуп, чем я думал.
— Пап, я ценю твоё мнение, но не ты меня воспитывал, чтобы теперь оценивать результат. У меня вообще отца не было. Я с детства чувствовал себя брошенным. Вы променяли меня на вот это всё, — обвёл рукой бассейн, дом, огромный участок с идеальным газоном. — Понимаю. Так ведь проще, да?! Это всё никогда не откроет рот и не будет подвергать сомнению ваши решения. Это всё неживое, контролируемое. Персонал вы увольняете только так, стоит им слово поперёк сказать. С сыном вы не общаетесь, потому что, видите ли, я слишком мягкий и не стремлюсь трахаться за бабки. Что ж, я лучше буду ванильным ушлёпком, чем проституткой, — мой голос был ровным и спокойным, но внутри меня была буря.
И дело не только в том, что меня оскорбляли или принуждали к чему-то. Дело в том, что эти люди не имели на это никакого морального права. Они никогда не занималась мной или моим воспитанием. Никогда не вытирали сопли, когда я заболевал. Никогда не готовили мне торт на день рождение. Никогда не ходили на родительские собрания в школу или на мои выступления, когда я выступал на конкурсе талантов, читая Эминема. Первое место, кстати, получил. Не было их и на моём выпускном. А универ они оплатили только по одной простой причине, там куча богатеньких и перспективных невест с хорошим, по их мнению, происхождением.
