Павел бросил на меня странный взгляд и замолчал, я отвернулась, глядя в окно на мелькающие фонари дорожного освещения, не понимая, зачем я еду куда-то. Настроение ушло, само присутствие Рудина отравляло воздух. Сидеть фальшиво улыбаться и лицемерно желать всего-всего ему и Насте — такая перспектива угнетала. Окно предательски запотело, я по инерции нарисовала сердечко. Послышался насмешливо-понимающий хмык бывшего босса.
Да, выпила и что? Тоже мне праведник нашелся. Я не твоя жена, не сестра, и не сотрудница компании. И нечего тут свое мнение… хмыкать. Тем более мне на него наплевать. Хмыкай на свою невесту.
Я решила не оставаться на вечер, а по приезде сразу же вернуться в город.
С Рудина станется устроить мне показную порку перед всеми. Отпор дать ему некому. Одни друзья, другие подчиненные, третьи родственники. В их глазах он неподсуден. Разыщу Ивана и попрошу отвезти меня домой.
Мы резко остановились. За размышлениями не заметила, как подъехали к ярко освещенному крыльцу дома, где во всех окнах горел свет. Девушки словно очнулись, и в мгновение выскользнули на улицу, забыв обо мне. Дверь домика открылась, и на пороге появилась высокая длинноволосая блондинка, роскошные формы которой подчеркивала одежда в обтяжку. Увидев на руках Ники пса в смешной шапочке, она очаровательно заулыбалась. Следом за ней друг за другом появились Иван и Дмитрий. Маша тут же прилипла к ненаглядному. Я рассматривала красивую блондинку, мысленно сравнивая с собой не в свою пользу.
Настя, невеста Рудина. Модельная внешность выше всяких похвал. Как раз в его вкусе. Странно, что он сидит рядом и не спешит обнять невесту. Ждет, пока я выметусь? Боится, что пьяная полезу за руль?
Мотор тихо работал, в темноте салона ярко горела приборная панель, подсвечивая его лицо. Он откинулся на спинку и смотрел перед собой, на значок посреди рулевого колеса. Ждал. Я отмерла и первой нарушила тишину в салоне.
— Давай сразу попрощаемся. Я не хочу оставаться. Найду Ивана и вернусь в город, — обозначила свои намерения.
— Он не повезет, — отозвался Рудин, не меняя положения. — Иван выпил. Все выпили, кроме меня и… Счастливчика. Но он тоже не поможет. У него лапы.
Мысленно чертыхнувшись, сто раз пожалела, что не ушла сразу, еще в городе. Вот что меня затянуло в его машину? Я совсем не рада его видеть и общаться не хочу.
— Тебе труда не составит? — попросила, мысленно помолившись, чтобы согласился. — Я была бы признательна.
Наглела, конечно, понимая, что он и так бросил свою девушку, чтобы привезти нас. Но они с ней будут вместе всю жизнь, несколько часов ничего не решают. Последняя мысль царапнула неприятно, словно я когда-то имела виды на Рудина.
— Не составит, — он завел мотор и резко развернул машину, я едва не приложилась головой к стеклу, вовремя ухватившись за ручку двери. — Тем более нам нужно поговорить… обо всем.
Свет фар метнулся по осевшим за время оттепели сугробам и золотистым пятном послушно лег на широкую колею дороги.
— Паш, я не хочу вспоминать остров и Гонконг, — сразу обозначила границы, боясь посмотреть в его сторону.
— И я не хочу. Я бы предпочел, чтобы их вообще не было. Вернулся бы в тот день у бабулиного подъезда… — он резко оборвал речь, а я осталась гадать, что же осталось недосказанным.
— И что бы сделал? — спросила и мысленно дала себе подзатыльник.
Мне-то какое дело до его кровожадных фантазий. Что я хочу услышать? Как он раздавил бы меня с наслаждением в моей «консервной банке», гордо именуемой автомобилем?
Глава 49
Он, продолжая следить за дорогой, усмехнулся, резко выкрутил руль, съезжая с колеи и останавливаясь на смотровой площадке. Фары осветили ноздреватый лед замерзшего озера, сонные деревья, застывшие в зимнем оцепенении, чуть присыпанные снегом, и погасли, погружая нас в темноту.
— Затащил бы в машину, отвез за город и… любил бы всю ночь…
— Что?! — я сглотнула пересохшим от волнения горлом. — Повтори еще.
«Убил за городом» вписывалось в мое понимание, но послышавшееся «любил» — это было за гранью.
Любил-убил… Может я все же стукнулась головой и теперь мне слышится?
— Ань, помнишь нашу первую встречу? — стекло окошка с его стороны утонуло в дверце, впуская морозную свежесть финской ночи.
— Ты пытался раздавить меня машиной, — вспомнила я «драку» за парковочное место.
— Что ты подумала обо мне, когда увидела? — он навис надо мной, не замечая снежинок запутавшихся в волосах и оседающих на коже бежевых сидений.
— Плохо подумала. Очень плохо, — призналась честно.
— Я подумал, что наконец-то встретил ту самую. Мысль была ясная и однозначная. Я почти всегда сомневаюсь, принимая решения, но не в тот раз.
Морозный ветер из открытого окна трепал его отросшие волосы.
— Нет-нет. Ты же оскорблял меня всю дорогу. Унижал, высмеивал, торговал моей жизнью…
— Испытывал, — пояснил одним словом свои действия Рудин. — Я предупредил тебя, что будут испытания. Попробуй понять… я помню свою первую любовь, вторую и другие увлечения. И даже если все вместе сложить, все это не перекроет того, что я почувствовал. Мне всегда чего-то не хватало, это беспокоило, раздражало. Но тогда, при встрече, я почувствовал, что все… пазл сложился. Беспокойство ушло. Резко, будто ветер стих, буря успокоилась и… штиль… Так спокойно и правильно, что страшно…
— И ты решил меня морально добить, — скривилась я, вспоминая ласковые эпитеты и комментарии в мой адрес.
— Идиотизм, я не спорю, но зависимость от другого человека… слишком сильная, чтобы называть это просто любовью. С зависимостью борются, и я боролся. Но ты не сломалась. Не сорвалась в истерику, не оскорбляла в ответ. И не из страха. Выживание было важнее обид. Быть вместе правильнее, чем бороться в одиночку. Правильная расстановка приоритетов, когда жизнь важнее пресловутой гордости.
— Оскорбления попадают в точку, когда согласен с оскорбляющим. Я была не согласна. А доказывать что-то с пеной у рта — без толку тратить силы, нужные, чтобы продержаться.
Вспомнились дни на острове, где к физическим страданиям Рудин добавлял еще и моральные, оскорбляя на свой лад и высмеивая.
— И я о том же, — взгляд, ставший странно мягким с жадностью разглядывал каждую черточку, словно мужчина не мог наглядеться.
— Когда ты понял, что это… я?
— Сразу… как только увидел впервые, — Павел замолчал.
Он улыбался мягко, тепло и немного печально, несвойственной ему улыбкой ностальгии.
— И что почувствовал? Любовь с первого взгляда?
Картинно закатив глаза, он помолчал немного и продолжил:
— Страх… и сожаление, — он выдохнул, пальцы пробарабанили по рулю какой-то мотив.
— Я не понимаю… почему?
Я, конечно, была не в лучшем настроении. Не уступить парковочное место — плохой способ понравиться. Не с того началось знакомство. Но не настолько же я разочаровательна. Не девочка-ромашка, но и не монстр.
— Когда сталкиваешься с чем-то значимым, слишком большим в жизни, как смерть, жизнь или настоящие чувства — приходит страх… И это нормально. Только идиоты всегда в себе уверенны, умные знают границы возможностей и силы, ерундовых на первый взгляд вещей, — он замолчал на секунду. — Я пожалел, что ты увидела меня таким… статусным. Мысленно нарисовала красивую картинку, запаковала в конверт и отправила к Деду Морозу с пометкой "Хочу". Я разозлился и решил показать себя другого. Проверить — не сбежишь ли. Перегнул, конечно, с темной стороной моей личности.
— Ну, на Дарта Вейдера ты не тянул, — поддела его, вспомнив мытарства на острове, — Так Дарт Мол, максимум.
Мужчина мгновенно сменил положение и навис темной тучей готовой разродиться яростью или поцелуями… в зависимости от моего следующего хода.
— Мне не нравятся твои намеки. Мол рогатый, — нехорошо сощурился Павел.
— Никогда не замечала, — пожала плечами. — Паш, взял роль плохого парня и остановиться не можешь, решив, что именно это мне нравится? Решил, если молчу, то мне нравится, я — моральная мазохистка.
