— Ты совсем страх потерял, ублюдок траханый?! — орет Ломоносов, и Юра сильнее давит на нежную кожу.
— Папа, не надо!
— Ладно!
Как легко убивать и отдавать в рабство других детей, но как же сложно рисковать своей плотью и кровью.
В считанные секунды у Юры в руках оказываются и сын, и отец. Но первого он отпускает, а второму перерезает горло у самых ворот белокаменного дворца. Слыша последние слова почти трупа:
— Отомсти за меня, сын. Отомсти, — мальчик, придерживая шею, буквально впивается в эту сцену взглядом, орет, бросается на Юру, но его оттаскивают. Мужчина в сером кивает ему, словно довольный тем, что сейчас произошло. Похоже, не один Самсонов желал ублюдку смерти.
* * *
В машине по дороге домой Юру все еще не отпускает. Начинает трясти, впервые в жизни слезы льют ручьем, и он как бешеный начинает бить руль, пока тревога и страхи не покидают его окончательно.
Парню обязательно объяснят, кем был его папаша. А если он придет мстить, то Юра ответит за свой поступок. Сам. Никого не вмешивая.
В очередной раз телефон трезвонит, и он решается взять трубку.
— Скотина! — раздается звонкий голос Мелиссы. — Ты хоть представляешь, как я волновалась?! А о детях ты подумал! Где ты был?! Если ты загулял после ваших приключений, если только ты изменил мне, я разведусь с тобой. Вот богом клянусь, разведусь.
— Лиса моя, — произносит Юра давно забытое прозвище. — Я так устал. Очень надеюсь, что, когда приеду домой, семья будет меня там ждать.
Мелисса молчит несколько мгновений и спрашивает осторожно:
— Ты что натворил?
— Приеду — расскажу. И пеняй на себя, потому что теперь я не буду тебя ограждать от страшной правды.
— Тоже мне, напугал, — хмыкает она и слезно признается: — Мы уже дома, ждем тебя. Я очень хотела посмотреть на Юру-младшего.
— Юру? Ты шутишь? Скажи этому засранцу, что я против.
— Шучу я. Я уже сказала Никите, что это не самое удачное имя, но они хотели поблагодарить тебя.
Юра прикрывает глаза и даже чуть улыбается. А потом прибавляет газу. Ему очень срочно нужно домой, дать пинка старшему сыну. И если уж хотят угодить, то пусть лучше назовут Лев. Он очень хотел это имя сыну когда-то. Почему бы не назвать так внука.
— Лев Никитович звучит лучше. Сейчас вроде модно, чтобы имя с отчеством сочеталось.
— Лев… — пробует на вкус это имя Мелисса, а Юра уже представляет, как она будет пробовать кое-что другое. — Мне нравится. Я скажу им. Ты скоро?
— Скоро. Лиса моя. Скоро. Надеюсь, на этот раз ты встретишь меня без ножа.
— А может я хотела включить его в наши сексуальные игры, а ты не понял, — шутит она, и Юре становится хорошо, напряжение отпускает окончательно, и он с ухмылкой произносит:
— Люблю тебя, — а услышав в ответ взаимное признание, он только набрал скорости. Он очень хотел домой.
Глава 56. Никита
Порой кажется, ничего не изменилось. Все так же состою в партии, руковожу отелем, планирую открыть еще один под Петербургом, все-таки тянет туда нещадно, и, конечно, общаюсь с Камилем и Артуром, иногда собираясь. Вот только все теперь не кажется декорациями, сейчас это реальная жизнь, и главные ее составляющие — Аленка и Лев, ждавшие дома.
Выписавшись из амстердамской клиники, мы приехали в Москву и поняли, что жить нам негде. Отправились в квартиру Алены, но я выдержал там ровно два дня. Да, понимаю, что ребенок мой и я должен любить его, даже когда он орет, но у него как минимум должна быть своя комната. Так что я уехал с утра с твердым намерением найти нам приличное жилье. Часто проезжал мимо одного жилого комплекса с крытым двором и большой детской площадкой. А еще примечательно, что там был отдельный выход к парку с прудом. Надеялся, что Алене понравится там гулять с малышом. Документы оформил за неделю и, промучившись на двадцати квадратных метрах, все-таки привез семью в новую квартиру. Там не было ничего. Голые стены, огромные окна. Я ждал, что Алена будет ругаться, что я ничего не подготовил, и она уезжает обратно, но она положила люльку, где спал Лев, у окна и обняла меня так крепко, что кости затрещали.
— Знаешь, — сказала она на мое извинение, — как будто все с чистого листа. Так здорово.
В тот вечер мы сидели на полу и ели заказанные суши, подкармливая друг друга. Наверное, было бы здорово после этого подтянуть Алену к себе, поцеловать, заняться пусть не сексом, но чем-то сладостно пошлым, но мы будто застыли. После всего пережитого нам словно требовалось время, чтобы все пережить, прокрутить в голове, осознать. Впервые в жизни я кайфовал от того, что не нужно строить из себя мачо, притворяться, все время испытывать желание. Я просто находился рядом с Аленой, разговаривал, смеялся, читал ее книгу. И все это между тем, как мы вместе выбирали мебель, ругались насчет цены, стелили постель, вешали шторы. Алена настояла, что мы все должны делать сами, что в нашем доме не будет ни одного дизайнера или даже грузчика. Так что парням пришлось помогать, а маме иногда сидеть со Львом. Я все еще считаю, что мы должны были назвать его Юрой и это было бы правильно, но спустя два месяца, иногда просматривая фотографии этого рыжего комочка, я понимаю, что он действительно лев. За два месяца набрал всю норму веса, буквально высасывая грудь Алены до дна. И я, черт возьми, завидовал собственному сыну. Он так присасывался, что я стискивал кулаки и просто приказывал себе ждать. В конце концов, врачи скоро разрешат Алене заниматься сексом, и мы натрахаемся вволю. И надо ли говорить, что мне уже не терпелось. Так сильно, что казалось, этот раз будет в моей жизни по-настоящему первым. Лет с шестнадцати я не помню, чтобы воздерживался так долго. Тот раз в душе, когда Алена была беременна, уже как-то стерся из памяти, и я очень хотел вспомнить, каково это — быть в ней. Не осторожничая, а по-настоящему. Камиль все пугал, что после беременности Алена располнеет, что мне придется плавать по волнам и захочется вскоре налево, но я отмахивался. Во-первых, меньше всего меня волновало то, как Алена выглядит. Но, надо признаться, в свою обычную форму она вернулась довольно быстро. Учитывая, что мы вместе таскаем мебель, гуляем постоянно, а иногда даже гоняем на великах, немудрено, что ее живот как будто сдулся. И я надеюсь надуть его снова, но через пару лет, когда мы решимся на второго, а рожать она будет не в поле. До сих пор вспоминаю об этом с дрожью.
— Ник, ты меня слышишь? — голос Алены отдается в мозгу, и я будто просыпаюсь.
— Да, я понял. Вино. Полусладкое. Мы сегодня что-то отмечаем?
— Все расскажу, когда приедешь. Но повод есть.
— Ты дописала книгу? — закрываю я файл на рабочем ноутбуке и закрываю крышку. Она давала мне читать только отрывки, словно берегла мою нервную систему.
— Дописала, но есть кое-что гораздо важнее.
— Что?
— Ник, ты слышал когда-нибудь про интригу? Так вот, приедешь и все узнаешь. И про вино не забудь! — заканчивает она разговор, а я как дурак улыбаюсь. Не знаю, что она там устроила, но это точно должно мне понравиться.
Встаю из-за стола, подписываю документы, занесенные секретарем Мариной, и уже надеваю пиджак. Если выехать пораньше, можно даже сильной пробки избежать.
— Никита Юрьевич, — привлекает внимание Марина, и я поднимаю голову. Хмурюсь, когда на ее лице застывает смущение.
— Марина Сергеевна. Вы меня пугаете.
— Там ваша жена бывшая, — говорит она, а я на автомате сую руку в карман. Там кольцо для Алены. Уже неделю таскаю, повод ищу. Я еще в Амстердаме сказал, что хочу ее своей женой сделать, но она тогда была в таком коматозе, что мы отложили этот вопрос. А тут Надя. И что ей понадобилось? Как я слышал от Артура, со своим Рустамом она расписалась, слухи о видео улеглись. Все у нее должно быть нормально. А к Алене она бы и не приблизилась, потому что я тихонько шепнул нужным людям о махинациях ее папаши, так что людей ей брать неоткуда. — Ждет уже больше часа.
