мы не решались.
Спустя добрых 20 минут, когда мы, практически, испепелили ежедневник глазами, Тина подскочила на ноги и произнесла твёрдым тоном:
— Я дочитаю! — Тим сначала хотел возразить, на что девушка выставила руку в предупреждающем жесте, оперлась о стол и раскрыла блокнот.
Мы все перестали дышать. Никто не сводил с Князевой глаз, а её лицо с каждой прочтенной страницей мрачнело всё больше.
— А так бывает? — Спросила саму себя, искривив лицо.
— Сука, вот же мрази! — Последовало на следующей странице.
Дальше страницы листались и листались, но Тина молчала, а когда захлопнула дочитанный блокнот, швырнула его с размаху в стену и зарыдала, зарываясь лицом в ладошки.
— Это… это… Боже… — она заикалась, задыхалась, пытаясь ухватить ртом воздух. — Как же так? Как они могли? Тим… Боже, а если бы я так… а если бы Люба…
Её материнский инстинкт находился на грани. Девушка пропустила через себя всё прочитанное, явно представляя на месте Карины саму себя, и её нервы не выдержали.
— Что там, Тин? — Еле слышно спросил, боясь услышать то, от чего Князева, сильная и стойкая женщина, пережившая не меньший Ад, сорвалась и никак не может успокоить свою истерику.
— Они не выводили её из комы. Они просто издевались над её телом. Там какой-то препарат упоминается, который схватки вызывает. Получается, что она родила сына, даже не приходя в сознание. Они отобрали его сразу же. Даже к груди не приложили.
— А почему кесарево не сделали? Так же проще? — Спросила Настя, едва сдерживая слёзы.
— Врач-самоучка, которого этот ублюдок Свят нанял, побоялся, что не сможет остановить кровотечение. Из-за того, что она долгие месяцы не двигалась, они кололи ей какие-то разжижающие кровь препараты, и кесарево могло бы закончится тем, что она бы просто истекла кровью.
— А потом что было?
— Через пару недель вывели из комы и эта сука Елена начала с ней «работать». Карина облегчила ей жизнь. Даже слова не сказала о своей беременности. Для нее временные рамки стерлись, и она думала, что прошло не больше нескольких дней, поэтому тщательно скрывала от них всё, что могло бы её выдать, думая, что до сих пор беременна. А потом… мразота эта считает, что она сама «закрыла» воспоминание обо всем этом, когда её начали убеждать, что ничего, из того, что она помнит, не было.
Какой-то блок сознания, или типа того…я не особо поняла.
За дверью послышался скрип паркета.
Мы все застыли и резко повернули головы в сторону звука.
Дверь плавно открылась, а на пороге стояла Карина.
Глаза пустые, лицо белое. Ни слова не произносит, а только на блокнот смотрит неотрывно.
Когда она сделали первые шаги в угол, в котором валялся ежедневник, Настя рванула с места, и, подхватив вещь, швырнула её в камин. Резко развернулась на пятках и успела дернуть на себя Карину, которая уже собиралась протянуть руку прямо в огонь.
Девушки попросили нас выйти и несколько часов из комнаты доносились только тихие перешептывания.
Когда Карина вышла к нам на кухню, мы уже успели выжрать целую бутылку виски, но будто воды попили. Нас ничего не брало, но нервы, до этого натянутые словно канаты, заметно ослабли.
— Карин…?
— Всё хорошо… — Она слабо улыбнулась, и это был тот самый, последний момент, когда мы вспоминали обо всё, что было написано в блокноте.
Ни единого раза больше, за всю нашу жизнь мы к этому не возвращались.
Вся боль сгорела там, в камине, делая подарок начать жизнь с чистого листа.
Наше время
Карина
Беру букет в руки и подхожу к Димке. Малыш весь подобрался, галантно подставляет локоть и ведет меня из комнаты навстречу нашей новой жизни.
Подходим к выходу из дома, и лёгкая, приятная музыка доносится с улицы.
Делаю глубокий вдох, заглядываю Диме в глаза, а они светятся счастьем.
Выходим на улицу, спускаясь с высоких степеней, и сын ведет меня по блинному проходу, усыпанному лепестками роз.
Гости поднимаются со своих мест, Настя и Тина утирают набежавшие слёзы, а я смотрю только на одного человека, от которого невозможно оторвать взгляд.
Влад стоит впереди, нервно поправляет бутоньерку, и глазами бегает по моей фигуре.
Замираем в метре от жениха, передаю букет девчонкам, целую сына, который тут же становится слева от отца, и вкладываю свою ладонь в протянутую ладонь Влада.
Мы пропустили мимо ушей красивую речь регистратора, нам было плевать на вдохи восхищения гостей, всё, что сейчас было важным — это глаза напротив. Нежный аромат цветов, обвивающих арку, щекотал нос, ветерок развивал волосы, и словно сквозь шум воды, я услышала наши «Да», а затем горячие губы впились в мои требовательным поцелуем, а крепкие руки сомкнулись на талии.
— Я люблю тебя… — Шепчет в губы Холодов, а я расплываюсь в улыбке, не открывая глаз.
— А ты ведь сделал это… сдержал своё обещание… Отобрал меня у всех, сделав своей женой…
Перед глазами плывут кадры прошлого. Первое обещание во дворах чужых домов, уверенный шепот на террасе, откровения в доме у озера, и каждый раз Холодов твердил одно и то же: «Ты будешь моей, чего бы мне это не стояло…»
Веселье длится до самого утра, ноги приятно гудят, гости танцуют и громко смеются, а я выхожу в сад, перевести дух и осознать еще раз, что всё это не сон.
Чувствую прикосновение теплых ладоней, которые плывут от поясницы и смыкаются на животе.
Влад упирается подбородком в мою макушку, глубоко вдыхает и мы, молча, просто наблюдаем над миллионами огоньков, которыми усыпано всё в саду.
Лёгкие наполняются запахами живых цветок из сотен шикарных композиций, расставленными по всем доступным местам, и я накрываю руки мужа своими ладонями, забирая часть его тепла себе.
— О чём думаешь? — Откидываю голову на плечо Влада, и чувствую нежный поцелуй в висок.
— Хочу дочь! — Оглушает меня словами, от чего я заметно вздрогнула. — Карин… я не настаиваю. Мне хватит и Митьки, но если ты захочешь…
— Мы так много с ним потеряли… Ничего не видели, ни при чем не присутствовали, всё пропустили…
Разворачиваюсь в кольце рук и внимательно смотрю в глаза мужу.
— Влад…я… — запинаюсь не договорив и отвожу глаза в сторону… — Прости… нужно было раньше тебе сказать…
Выражение лица Холодова с расслабленного вмиг сменяется на хмуро-настороженное.
— Ты больше не можешь, да… Это тебе сказали врачи? — Видимо он заметил моё состояние пару недель назад, когда я вернулась из больницы, запихивая в комод
