прислонившись как котенок. Это было моим тайным ритуалом, которым я бы ни за что не воспользовалась, будь Дамир в сознании.
В один из таких моментов, когда я ласкала свою щеку о его руку, Дамир открывает глаза и я оказываюсь застукана, что называется, на горячем. Его губы пересохшие и потресканные, ему очень трудно говорить, но он все же смог произнести:
– Ты здесь…
Голос невероятно хриплый, слабый еще, но мне до боли приятно слышать его.
– Да Дамир. Я здесь. Тише. Все хорошо.
– Стась, зачем?
Дамир еще не может говорить много, но по глазам я понимаю его вопрос. Он не понимает зачем я здесь, ведь все это время хотела уйти от него. Кажется, ничего с тех пор не изменилось, кроме меня. Я уже другая после пережитого. Нет смысла бегать от него, все равно он поселился в моей голове. Напрочь прямо забетонировался там.
Просто пожимаю плечами.
– Я не смогла. Сил не хватило чтобы уйти. Думала, ты взорвался в той машине.
– Испугалась?
Утвердительно машу головой. Всхлипываю, слезы предательски капают прямо на ладонь мужу. Он осторожно собирает их большим пальцем. Нежно так, трепетно, от чего по моему телу проходится стая мурашек.
– Ты не обязана сидеть тут со мной. Я дам тебе развод, тогда просто не успел. Уходи Стась. Закончилось все.
– Нет! Пожалуйста, не прогоняй меня. Я хочу быть здесь, с тобой– крепче сжимаю его руку. – Дамир, прости, что тогда выгнала тебя после операции. Это со зла я сказала. Не противен ты мне. Я больно хотела сделать.
– Я знаю малыш, и не сержусь на тебя. Тебе больно было. Я видел это. Не думай об этом. Как ты девочка, видишь меня хорошо?
– Да, ты был прав, операция помогла мне. Спасибо.
Опускаю глаза, но мужчина поднимает руку и берет меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза.
– Ты не дала мне умереть. Слышал я тебя. Это тебе спасибо.
Этот момент окутывается магнетизмом. Мы вдвоем в палате, молча сидим в полной тишине. Так много еще не сказано, так много пережито, но большее впереди.
В какой-то момент Дамир прикрывает глаза морщась, и я понимаю – ему больно. Вскакиваю со стула и бегу за врачом. Вскоре ему вводят обезболивающее, и он засыпает.
Так начинается наш такой шаткий период реабилитации, который относиться не только к ранам. Это похоже на игру без правил, где больше нет возможности совершить ошибку, иначе мы оба просто разлетимся на мелкие осколки, которые уже не склеить.
Дамир удивительно быстро идет на поправку, с каждым днем набираясь сил. Я радуюсь этому, но продолжаю каждый день упорно молиться. За него. Не могу просто иначе.
Обычно я молюсь, когда муж уходит на перевязку вечером. Один раз он застает меня как раз за этим занятием. Его удивлению и скептицизму, кажется нет предела. Он усмехается, когда видит меня, стоящей на коленях посреди своей палаты.
– Ты чего это делаешь?
Опускаю глаза, но не поднимаюсь.
– Молюсь.
– О чем?
– О тебе.
Мужчина подходит ближе и помогает мне подняться. От его прикосновения мне не больно, но подсознательно я все еще опасаюсь его, и невольно жду жестокости.
– Бог думает что я погиб, как и все в этом мире. Гоша говорил, даже могила есть. Надо пойти глянуть как они постарались, так что молись лучше о себе.
– Нет, Дамир! – сердце пропускает пару ударов, когда я вспоминаю, как лежала на пустой могиле мужа. – Не ходи туда. А молиться я буду. Это и мне и тебе надо. Поверь мне.
Я стою напротив мужа, смотря на него снизу вверх. Какой же он высокий, даже спустя такой шок, его организм не сильно изменился. Он все такой же большой и крепкий.
Ладони мужа обнимают меня, проходятся вдоль позвоночника, от чего я невольно вздрагиваю, и это не остается незамеченным. Дамир сцепляет зубы и вынужденно опускает руки.
– Прости, все. Не буду больше.
– Нет, пожалуйста. Мне нравятся твои прикосновения. Я хочу чтобы ты касался меня!
– Не боишься больше?
– Боюсь, но хочу избавиться от этого страха.
Губы мужчины нежно накрывают мои, а руки крепче обнимают за талию. Я колюсь о жесткую щетину, но не смею прекратить это наслаждение. Сердце бешено колотиться в груди. Как же долго я мечтала об этом, как сильно скучала по нему.
Несмело поднимаю руки и прикасаюсь к его шее, она горячая, под кожей быстро пульсирует венка.
– Сладкая моя. – мужчина целует каждый уголок моего лица, жадно впитывая запах. – Меня выписывают завтра. Жду не дождусь уже, когда окажусь с тобой в одной постели. Как же я скучал и голодал без тебя. Безумно просто.
Он смело берет мою руку и прикладывает ее к своему эрегированному члену. Даже через больничные штаны я ощущаю его мощь и твердость. Улыбаюсь стыдливо. Боже, наверняка мои щеки снова залил румянец, и сейчас я похожа на помидор.
Кажется, я тоже скучала, не меньше. Мои щеки горят, когда мужчина наклоняется к уху, и тихо так, хрипло шепчет, что и как будет делать со мной после выписки.
Такой поворот мог произойти только со мной, и пиздец все же случился. Меня убил Чика, вот только получается, что заочно. Я вылетел тогда из палаты Стаси, которая после операции не понимала, что с ней. Глупая, надо было просто подождать, а она испугалась что уже все, слепой ей быть до гроба. Да мне то по хрену было, даже если бы она и не восстановила зрение, ничего бы не поменялось. Все также хотел бы ее, берег, любил, блядь.
Когда сказала, что противен ей, мне сорвало чику. Просто устал сражаться с этой упрямицей. Насильно мил не будешь, лучше и не скажешь. Не хочет быть со мной – дам развод. Это не было спонтанным решением. Мысль отпустить ее роилась давно в моей голове, но собственничество не давало сделать и шагу в этом направлении.
Тогда, смотря в ее заплаканные глаза я просто устал переубеждать ее в обратном. Не хочет быть рядом – я отпущу, лишь бы не видеть эти ее невыносимые, полные отчаяния и слез глаза снова и снова. Это резало меня без ножа каждый гребанный раз, каждый день ее строптивости.
Я вылетел пулей из палаты, и громко хлопнул дверью. Разведусь сегодня же, все подпишем, а дальше она вольная птица – а я…не жилец больше.
Вышел из больницы, и дал знак водителю издалека заводить мотор. Прошел всего
