закашлялся, сплюнул и косо посмотрел на него.
– Бей-бей, я всё равно не отвечу. Мамочке твоей пообещал. Видишь ли, не могу нарушить слово.
– А и не понадобится, – Антон отшвырнул его от себя и сжал руки в кулаки, чтобы сдержаться и не начать по новой. – Скоро этим займутся совсем другие люди. Лица более официальные. Бизнес ты уже потерял. Потеряешь и «доброе» имя. Сейчас в твоём офисе во всю идёт обыск, счета заблокированы, компромат на тебя роют много служб сразу. Уж я то побеспокоился обо всём.
Ерохин покачал головой, а затем загоготал нездоровым смехом.
– Ох, племянник. Ну, спасибо… И всё же плохие парни тоже должны уметь проигрывать. Тебе ли этого не знать.
– Ты о чём вообще?
– Ну ты потерял жену. Твой сын оказался не от тебя. Ты проиграл и принял это, да?
Антон сделал шаг назад, хотя очень хотелось заткнуть поганый рот Ерохина.
– Сына моего только сюда не приплетай.
Роман покачал головой и на его мерзком окровавленном лице появилась самодовольная улыбка.
– Ваня не твой сын, – напомнил он, улыбаясь, – ты у Ирки то про отца спрашивал?
– Достаточно!
– А ты спроси… – Ерохин будто бы пустился в воспоминания. – Где-то в очередной попытке доказать мне, что он мужик, мой Витёк и спутался с твоей женушкой. Спроси её, понравилось ли ей?
Глаза Виктории округлились в шоке. Кровь в её венах бурлила и кипела, потому что Вика разом вспомнила обо всех унижениях и оскорблениях, которыми она подвергалась всю свою жизнь. Вспомнила, как пришлось заниматься сексом с Витей при Романе, который пришёл лично засвидетельствовать проявление мужественности сына. Как это было унизительно и мерзко. А после – незапланированная беременность для её истощённого истерзанного организма. Она вспомнила, как все эти годы жила с мыслью, что убила отца своего ребёнка. У неё не было возможности обнять Лёву, сказать ему, что она его мать. Сколько раз она хотела уйти из модельного бизнеса, а Роман угрожал причинить боль ей и её близким. У него не было сострадания ни к кому. Он бил по больному. Он уничтожал несогласных.
В тот же момент послышался звук нескольких двигателей. Кажется, к дому подъехал целый кортеж.
– Это Лёша, – пояснил Антон. – С ветерком и отличным сопровождением поедете, Роман Сергеевич. Комфорт не обещаю, но скучно точно не будет.
С этими словами Антон взял Викторию за руку и вышел за дверь.
В коридоре на них налетела Анна.
– Дай я войду, мне надо поговорить с братом. Мне надо ему помочь.
– Нет, мам, приехала полиция. Пусть дальше они разбираются.
Антон схватил её за плечи и встряхнул, как следует, чтобы она одумалась и пришла в себя.
Вика сжала голову руками, тихо съезжая по стене. «Спокойно, спокойно, спокойно», – твердила она самой себе.
В дом вошли незнакомые люди. Много людей. Послышались шум и суета, и голос хозяина, подсказывающего, куда идти дальше.
Вика видела, как Антон утешает мать, но та по-прежнему пытается вырваться и что-то втолковать ему. Лица обоих покраснели от боли и обиды.
Когда полиция поднялась по лестнице, знакомый пронзительный звук шибанул по ушам всех присутствующих. Вика вжала голову в плечи, как вчера в особняке.
Анна закричала, вырвалась из рук сына и вбежала в комнату.
Но Вике не хотелось никуда идти. Она уже знала, что там увидит. А увидев, не забудет никогда.
С неё хватит.
Вика представила кровь и Ерохина в луже этой же крови на полу. Воображение – это одно, а реальность… в реальности ей не хотелось до конца дней вспоминать, как её мучитель лежал мёртвым на полу. Хватало слёзных криков Анны Сергеевны, которые были подобны пинкам в голову.
Люди наводнили дом, кто-то бегал по коридору, кто-то вызвал бригаду врачей, Вика же сидела на полу, сжавшись в комочек. Наконец, пришёл её спаситель. Антон подхватил её на руки и унёс вниз по лестнице в гостиную. Тут же к ней подскочил полицейский с кучей непонятных вопросов, ни на один из которых она не могла чётко ответить. Тогда Шереметев сделал это за неё, хотя полицейскому была нужна именно её версия.
Так она и узнала, что Ерохин не умер. Она даже не поняла, что почувствовала в этот момент.
Антон взял её за подбородок, запрокидывая голову, чтобы она могла видеть его.
– Пожалуйста, подумай о себе и Лёве. Ты должна быть сильной ради себя и сына. И ради нас. Отвечай прямо обо всём, о чём тебя спросят. Освободись. И освободи сына.
Освободи сына…
Она всегда думала только о себе, как о птице в клетке, но на самом деле, Лёва был, как и она, заключен в тюрьму. Не менее зависим, чем она.
Вика потёрла глаза, чувствуя, как сильно стучит сердце о рёбра. Наконец, она смогла посмотреть на Антона и прошептать:
– Свобода… свобода…
Какое-то время спустя они оказались в отделении полиции, а дальше начался допрос, который длился, кажется, целую вечность. Иногда Вика просила перерыв, чтобы выпить стакан воды, думая, что никогда в жизни не говорила так много, как сегодня. Мысли её то и дело возвращались к Ерохину, которого увезли в больницу. А где Витя? Может, уже бежит из страны, к своим европейским любовникам.
Наконец, и это закончилось. Спустя долгие часы они, наконец, вернулись в квартиру Алексея. В больницу решили не ехать, хотя Антон мог бы позвонить матери и поинтересоваться, как там дела, но он не желали ничего знать о здоровье дяди. Выкарабкается – предстанет перед законом. А если нет… то, кто знает, может быть, это будет наилучшим исходом для всех.
На полу в гостиной сидел Лёва, он тут же вскочил при их появлении.
– Что происходит? Почему так долго? Где папа?
Виктория была расстроена, поражена вопросами сына и немного обижена. Но парень расплакался, и она пошла его утешать, приказывая себе думать только о сыне и его рухнувшем в одночасье мире.
Тина, вошедшая в комнату, закрыла рот рукой, когда поняла, что произошло.
– Он…
– Мёртв? Он действительно мёртв? – это спросил уже Лёва.
Вика подумала, что он начнёт плакать и выкрикивать обвинения в её адрес, но мальчик просто кивал, обнимая её. Вика поцеловала сына в макушку и прошептала:
– Единственное, что я знаю, он больше никогда нас не побеспокоит.
Это были не просто слова, но обещание, которое она будет помнить каждую минуту своей жизни.
Больше никому и никогда она не позволит растоптать себя.
Больше никогда!
* * *
На следующий день Антон сказал Вике, что жизнь Ерохина была не
