Мрачный, серьезный, тихий.
— Привет Ась. Его нет в доме. Не зови.
— Где он?
— С вами. Точнее, с надгробиями пустыми. В задней части двора склеп есть. Проводить?
— Нет…я сама. Побудьте с детьми, пожалуйста.
Виктор кивает и я выхожу из дома. Выбегаю точнее, боясь и желая увидеть Беса снова.
На мне короткое пальто, ветер волосы развивает, а сердце ломает ребра, но мне все равно.
Я должна его увидеть. Немедленно.
Мои руки не заживают и это хорошо. Хоть что-то еще чувствую, хоть что-то отвлекает меня от той боли, которая внутри.
Виктор носится со мной как с писаной торбой и даже пытается кормить, а я не могу. Простить себя я не могу просто.
То, что я творил с ней, как ломал эту куколку, у меня из башки не выходит. И если первые дни я просто волком по Асе выл, то потом эта боль стала изнутри меня разъедать. Живьем.
Я почти не сплю и мне становится лучше только тогда, когда прихожу к ней на могилу. Детям конфеты, а ей цветы. Белые лилии. Снова, снова и снова. Я хочу ее прощения и не получаю. Я хочу услышать голос Аси и не слышу!
Я подыхаю, я блядь, умираю без нее, проклиная себя за жестокость к этой чистой девочке, за боль, которую ей причинил, ненавидя.
И вот теперь, сидя на коленях у ее могилы, я сжимаю в перебинтованных кулаках землю, вспоминая ее. Эту нежную девочку с медовыми глазами, которая узнала во мне зверя и любила. Ася была единственной, кто любил меня, а я…так жестоко с ней поступал, ненавидел, презирал.
— Тимур…
Ее голос. Он преследует меня, как проклятье. Я слышу его часто и вот снова. Такой нежный и живой, настоящий, хотя знаю, Ася в земле давно лежит. Мертвая, как и вся моя семья и уже даже дети.
— Тимур, вставай.
Кто-то тормошит меня за плечо, по шее проводит теплыми пальцами, по волосам, а я орать хочу от того, насколько мои галлюцинации уже реальными становятся. Так она меня всегда касалась. Нежно, ласково, как котенок. Я с ума сойду…я уже кажется, свихнулся.
По ней. Сгорая от этого чувства, которое она вырастила во мне. Вместо ненависти оно болью такой обернулось, что я подыхаю теперь каждый день без нее. Без моего мотылька. Любимого.
— Тимур, пожалуйста. Прости меня…
Снова ее голос. Как наваждение, как мое личное проклятье! Я открываю глаза и вижу ее. Ася. Стоит предо мною, как живая. Как будто и не умирала так страшно.
— Нет…нет!
Хватаюсь за голову. Башка уже совсем не варит. Кажется, я и правда схожу с ума. Я вижу тебя Ася. Как живую!
— Ты умерла. Вы все…все умерли.
Эта девочка. Она на колени предо мной встает и плачет. Снова плачет предо мною. Как и тогда…как и всегда со мною рядом. Боль, одну только боль ей причинял.
— Ась, прости. Я не защитил тебя. Не уберег детей.
— Нет, мы живы! Я жива, Тимур…
Она плачет и улыбается одновременно, а я не верю. Не могу просто поверить, но передо мной Ася, как живая сидит. Такая красивая, ласковая, нежная, такая моя.
— Ты умерла! Умерла…нет тебя. Нет. Боже… Говорю ей вслух. Мне так легче, но знаю, что она не слышит. Мертвые не слышат ничего и я сдохну без ее прощения.
Головой мотает, роняя слезы, а после руку мою берет и к сердцу своему прикладывает.
— Я живая, Тимур. Дети тоже. Слышишь, стучит…
Прислушиваюсь, не шевелясь даже. Под перебинтованной ладонью стучит быстро ее сердце чистое. Стучит как и раньше, и я не выдерживаю.
— Ася!
Сгребаю ее в охапку и к себе прижимаю, вдыхая запах. Ее запах, тот самый земляничный.
— Ася…Ася. Говорить очень трудно, кажется, что грудь сейчас на части разломится от боли.
Чувствую, как робко девочка обнимает меня в ответ, прижимается в моей груди. Ее волосы шелковистые на ветру развиваются, а я прижимаю ее к себе и оторваться не могу. Моя, моя, моя!
Отстраняюсь на миг и в губы ее сладкие впиваюсь. Голодно, жадно, дико, тяжело дыша, хрипло. Ася отвечает нежно, губами своими ко мне прикасается, запускает холодные пальцы мне в волосы, дрожит вся и плачет.
— Прости меня, Тимур! Прости, прости, прости!
Шепчет, целуя в шею, в губы нежно, целует мои перебинтованные руки, а я оторваться от нее не могу, дурею. Поверить не могу, что снова вижу ее. Живой.
Ее глазки медовые блестят от слез, и я в волосы ее зарываюсь руками. К себе прижимаю, игнорируя боль. Хочу ощутить ее снова. Трусит всего, кажется, я сдыхаю. Этот мираж, он не проходит, пока Ася лицо мое ладонями не обхватывает, заставляя на себя смотреть.
— Тимур, я живая, прошу, посмотри на меня! Я знаю, что сделала тебе очень больно. Я так виновата, я думала, так лучше будет. Этот взрыв. Все это ненастоящее, слышишь? Ее нежные прикосновения согревают и я руки перебинтованные поверх ее кладу, смотря на нее.
— Прости меня, Бес, пожалуйста, прости меня!
Она просит прощения у меня, тогда как не виновата ни в чем. В отличие от меня.
— Ася…
Едва говорю. На горло словно наступили. Болит. Внутри все просто догорает.
— Виктор просто помог. Не ругай его сильно! Я думала, что справлюсь, увезу детей. Что забуду все и не смогла, любимый. Можешь злиться, можешь наказать, убить за то, что обманула, что оставила, забрала детей, мне все равно уже. Все равно!
Она плачет, лбом к моему лбу прижимаясь, а я руки отпустить не могу, отпустить ее не имею права.
— Ты не виновата. Ни в чем. Все правильно сделала. Ты хотела детей уберечь. От меня.
— Ты не обидишь наших детей.
— Никогда в жизни.
Мои руки дрожат, я тронуть ее боюсь, но и не касаться тоже не способен. Только сейчас понимаю, как я скучал по ней. Безумно.
— Почему ты вернулась?
Смотрю на нее и не понимаю. Мотылек могла больше никогда не возвращаться, а я так бы и не понял ни черта, но вернулась.
Из ее медовых глаз слезы стекают и девочка улыбается, смотря прямо на меня.
— Потому что я не могу без тебя, Тимур. Не могу.
Прижимается ко мне, а я с места сдвинутся не могу. Все плывет перед глазами.
— Прости меня. Прости девочка за то, что я творил с тобой. Брось меня. Не бойся. Живи, Ась, просто живи!
— Нет, не могу я жить без
