дома полностью затопило. Семья с грудным ребенком пряталась от дождя под резервуаром с водой, это самое жалкое, что я видел.
Потом другие соседи начали рассказывать свое, и это было похоже на первобытные сказки в пещере на вершине горы.
Наши белые жильцы пропали, так и не вернулись с экскурсии. Мне было страшно за них, я надеялась, что они нашли убежище.
Больше всего я хотела получить сообщение от любимого, но телефон разрядился и, возможно, сломался от сырости. Еще недавно я не знала любви, потом я любила и дышала золотым запахом его кожи, и вот я осталась одна, как семя, одиноко плывущее в гигантской матке.
Я стояла у окна. От бесконечного дождя улица казалась больной оспой. Я вспомнила, как в закоулке возле колледжа из храма выносили каменную богиню оспы. Она стояла печальная, полная достоинства. Старушка бросила ей пригоршню риса. Никто больше не молился о спасении от болезни. Даже боги выходят из моды. Я почувствовала себя заброшенной и позабытой богиней, приход которой разбежался. Это чувство больше не покидало меня с тех пор.
* * *
Мы поняли, что про нас забыли, никто не придет, вода не отступит. Мы снова выходили с соседями на балкон. Башня оставалась одинокой скалой в океане первозданного творения. Телевизора и радио не было.
– Мы стоим здесь, как нищие, – сказал сосед. – Похоже, помощь сюда не доберется, если она вообще существует.
Стало сыро и холодно, стены покрылись черной плесенью, по ней ползали ужасные насекомые с панцирями. Башня, пропитанная водой, скрипела, пытаясь устоять.
Девочки целый день оставались голодными, но терпеливо молчали. Наученные скитаниями по задворкам, они не жаловались. Мы все понимали, что положение не самое плохое, тысячи людей сейчас сидят на крышах под проливным дождем. Кому-то и на крышу не взойти, лачуги, прижатые к земле, скрыла серая муть. Нам повезло жить на высоком этаже.
Чтоб отвлечься от голода и тягостного ожидания неизвестно чего, я стала читать девочкам пенджабскую сказку про змеиного принца. Сказку из тоненькой книжки, которую покупала еще моя мама. Мама читала про принца, а думала о другом. Я ее спрашивала, она отвечала механически. «Мама, почему? Здесь же не так!» Она говорила: «Спи, спи».
Воздух стал темным и густым, я не дочитала сказку. Мы тихо сидели в кромешной тьме. Там, где раньше были огни Майлапора, лежали черные облака, плотные, как масляная краска. Мы хотели есть. Питьевой воды осталось совсем мало, и это казалось насмешкой. «Надо будет собирать дождь», – подумала я.
Мы решили спать, младшие девочки забрались ко мне на кровать, старшие уснули на циновках в проеме между кухней и душевой. Матрасы, одеяла мы отдали соседям. Повсюду лежали люди. Они тоже были сиротами. Целый город сирот.
Сандхомхай-роад всегда гудит, остается живой улицей даже поздней ночью. Тогда же я лежала и слышала только плавное течение, редкие всплески, удары капель о каменные ступени. Вдруг в этой тишине раздался крик человека:
– Помогите! Помогите! Люди!
Мы с соседями поднялись, выбежали на балкон.
– Где вы? – закричали мы. – Эй!
Кто-то пытался набрать службу спасения – бесполезно, батарейка разрядилась, и телефон погас.
– Эй! Что с вами? – прокричали мы в темноту.
– Эй-вами-вами-вами, – ответило эхо.
В пожирающей звуки тишине хлынул ночной ливень. Загрохотало, зашумело. Лучик выбежала на балкон, она плакала.
– А чего ты вскочила? – Я взяла ее на руки и отнесла в сырую комнату.
Я понятия не имела, что мы будем делать завтра, если не придет помощь. Мне так хотелось, чтоб Климент Радж был со мной, обнял меня, защитил от этой ночи.
Глубина росла постепенно: сначала видна была дорога с трещинами и растениями, которые колыхались, как водоросли. Потом воды стало по колено, а в пригороде – уже до пояса. Я шла за Винкей и видела: до нас никому нет дела. Люди на крышах стоят закутанные в полиэтилен и одеяла, маленькие дети плачут. Над всем висит огромная непривычная тишина.
Улицы превратились в реки, дома торчали скалами, облепленные рекламой. Мы вошли в медленную вереницу беженцев. Кто-то нес ребенка, кто-то кошку, тазы с одеждой на голове; одна девушка несла энциклопедии. Молодой парень подходил ко всем и говорил:
– Братья, братья, помогите, тетя умерла, что делать, братья? Где достать лодку? Она лежит в доме со вчерашнего утра.
Двое человек в мусульманских камисах и шапках-топи вышли из цепочки людей, чтоб помочь ему.
– Ее нужно отнести на гхат.
Они зашагали куда-то в сторону домов-скал с ущельями лестниц. Когда я оглянулась через время, увидела: мужчины несли над водой кровать с мертвецом.
Мы вышли на большую дорогу, из проулков туда поступала вода. Мы прошли немного, вода стала нам по грудь. Я испугалась, что захлебнусь. Винкей смотрел по сторонам, он решал, что делать, а я не знала. Мы увидели, как толкают лодку несколько мужчин, а женщины и дети в ней сидят, будто воробьи. Винкей крикнул:
– Послушайте, куда вы едете?
– Мы едем в храм, в наших домах нельзя больше оставаться.
– Можно посадить в лодку мою жену, а я помогу вам толкать?
Один из них поднял руку в знак согласия, другие кивнули. Я полезла в лодку, пока ее удерживали мужчины. Мне стыдно было, что я толстая, лодка так сильно от меня качается, и теперь ее тяжелей будет толкать. Винкей положил в лодку рюкзак и стал помогать мужчинам.
– Моя мать и сын сейчас в доме возле пляжа Марина. Не знаете, как там?
– Мы ничего не знаем. У многих там родня, но связь обрубило, люди не могут найти друг друга.
– Как же можно разлучаться в такие времена, – проскрипела старушка в лодке.
– Вы, наверное, к ночи туда не доберетесь, – сказала одна из женщин из-под старого одеяла.
– Да ведь мы уже возле Ванагарама, рядом с рыбным рынком, – пробормотал Винкей.
– Да, в иные дни и часа не пройдет, как будете возле Марины. Теперь же никто не знает, как выбираться и где достать лодки.
Дальше мы поплыли в молчании, склонив головы. Мы проплыли под эстакадой, и я увидела, как о бетонные опоры бьется разбухший труп. Я закрыла лицо руками. Уже второй мертвец за сегодня!
Лодка вывернула на широкий проспект. Туда из разных улиц вплывали другие люди на плотах из досок, надувных матрасах. Один человек даже греб на диване. Куда они все хотели попасть? Наверное, в храмы или искали родных. Женщина под зонтом звала ребенка, которого снесло потоком. Мы подплыли к мальчику и посадили его в лодку, потом забрали и
