— Не знаю, что делать, — признался Алексей. Заглянул в опустевшую чашку и его губы сложились в прискорбную ухмылку. — Просто не знаю.
Что-то в его голосе задело, горло перехватило и Марине не сразу удалось с собой справиться.
— Ты о чём?
— Да обо всём, Мариш. Не понимаю, почему нужно жить так, чтобы ежедневно выискивать соломинку какую-то… лишь бы удержаться. Надоело.
— Не говори так.
— А ты думала, как дальше?
В горле стоял противный комок и мешал дышать. А так хотелось — чтоб полной грудью и тут же почувствовать себя увереннее и спокойнее, и решение принять правильное, которое не заставит потом чувствовать себя виноватой.
— А дальше… всё, как всегда, Алёш. — Вздохнуть так и не удалось, отвернулась от него, чтобы не показать ему свой страх. — Почему что-то должно измениться?
— Никогда ты врать не умела, Марина. Даже с годами не научилась. За это и люблю.
Она глаза закрыла.
— Хватит.
— А мне что делать? — в его голосе появилось раздражение. — Там сын, здесь ты. Мне что, разорваться?
— Вот именно, сын. По-моему тут и выбирать нечего.
— Я тоже так раньше думал. К сожалению, ошибся.
— Что… что такое случилось, и ты засомневался?..
— Да не сомневаюсь я!
— Не кричи! Юлю разбудить хочешь?
Асадов вскочил из-за стола, минуту метался по кухне, потом отошёл к окну и вздохнул очень тяжело, с хрипом и безысходностью.
— Не случилось ничего, в этом-то и дело, понимаешь? Месяц за месяцем идёт, а не случается ничего. Не меняется, не уходит. У тебя по-другому? — Марина промолчала, и Алексей сбавил тон. — Знаешь, она ведь неплохая девчонка.
— А это ты мне зачем говоришь? — Даже сама уловила истерические нотки, прозвучавшие в голосе. Ещё не хватало разреветься.
— Да потому что я всё чаще ловлю себя на мысли, что не заслуживает она всей этой лжи. Я ей вру, она мне врёт. Но я-то, по крайней мере, знаю ради чего. А она?
— У неё нет причины? — За свою иронию сама же себя и отругала, но было уже поздно.
Алексей посмотрел на неё.
— Может, и есть, — не стал он спорить. — Но кто я такой, чтобы её осуждать? Она мне сына родила, а я для неё ничего не сделал. Или практически ничего. Хотя, разница небольшая.
— Тебе её жалко?
— Жалко. Она ошибается, конечно, чаще, чем нужно и в очень важных вещах, но это возраст. С возрастом всё проходит.
— Не всё.
— Да что бы ни было, Марин… Она мне сына родила, а на мотивы мне как-то наплевать. Я не ждал от неё любви и искренности, и, наверное, именно в этом перед ней и виноват. Сам ничего не дал, и требовать ничего права не имею.
— Она тебя любит?
— Говорит, что любит. — Он обернулся и сунул руки в карманы брюк. Любимая его поза, когда начинал нервничать или в раздражение впадал.
Марина прищурилась, внимательно его разглядывая.
— Ты ей не веришь?
Он безразлично пожал плечами.
— Может и любит. Просто… Того меня уже нет давно. Кому это знать, как не тебе? — Усмехнулся довольно весело. — И опять всё дело в возрасте.
— Не прибедняйся.
— Не буду. Помню, после свадьбы она всё фотографии старые смотрела, да история про меня от знакомых выслушивала. А вскоре и любовь проснулась, глазки загорелись и до сих пор горят, на людях. И знаешь, что самое странное? Она вполне искренна. Соня только на людях и счастлива.
— Может, не зря она актрисой стала?
— Может и не зря. Наверное, это на самом деле делает её счастливой. Но мы с ней слишком разные, иногда смотрю на неё, как на ребёнка второго. Такие милые глупости несёт… — Алексей улыбнулся, а Марина легко отмахнулась от него. — Дети своими глупостями и опасны. Некоторые смешат, а некоторые… очень изощрёнными в своей жестокости оказываются.
— Может, тебе дать ей шанс?
Асадов удивлённо посмотрел.
— Какой шанс?
Марине надоело стоять, и она присела за стол.
— Начать воспринимать её серьёзно… а не как второго ребёнка, который без конца говорит глупости.
Это ему не понравилось. Посверлил Марину взглядом, красноречиво поджал губы, а потом сухо поинтересовался:
— Тебе бы этого хотелось?
— Лёша… — Марина нервно побарабанила пальцами по столу, не сразу решившись на Алексея посмотреть. — По-моему, ты забыл, что я слишком хорошо тебя знаю. Думаешь, я не понимаю для чего весь этот разговор? Хочешь, чтобы я тебя пожалела, ревновать начала? Я не буду этого делать. Это твоя семья и твоя жена… Я слишком давно живу с этой мыслью, так что никакой ревности…
— Вот значит, как ты обо мне думаешь.
— Скажешь, что я не права?
— Я просто хотел тебе объяснить…
— Да, но я не знаю, что тебе ответить. Чего ты ждёшь от меня? Понимания или что я смогу найти какой-то выход? Я не могу. И мы сейчас просто-напросто договоримся до того, что это я во всём виновата. Я загнала тебя в угол.
— Марина! — Он сначала прикрикнул, но тут же тон сбавил. И головой сокрушённо покачал. — Ты так ничего и не поняла.
— Да? — Рука судорожно стиснула кружку, из которой Лёшка недавно пил чай. — Может, мне не дано?
Алексей хотел что-то сказать, возразить, но передумал. Постоял у окна, глядя на тёмную улицу, а потом вдруг засобирался. Видимо, нестерпимо стало находиться здесь… или рядом с ней. Только уже в дверях, собираясь выйти из квартиры, остановился, на Марину посмотрел и вдруг приподнял пальцем её подбородок. И посмотрел так, как раньше, улыбнулся чуть насмешливо.
— Дело ведь не в том, что мне с ней плохо, Мариш… Просто мне без тебя плохо и это всё чертовски осложняет.
— В общем, вот так, — закончила Нина и довольно улыбнулась. — Позвонил, в ресторан пригласил.
— Извинился? — поинтересовалась Марина.
Башинская легко махнула на неё рукой.
— Я на него не обижаюсь.
— Да что ты? — Марина рассмеялась. — А недавно ты говорила совсем другое.
— Я злилась, но не обиделась. Манер ему, конечно, недостаёт, но всё не так страшно. Он мне нравится, Марин.
— Ну что ж, если нравится — это совсем другое дело.
Нина вытянула ножки, обутые в пушистые симпатичные тапочки, полюбовалась и снова улыбнулась.
— Ты права, это совсем другое дело.
Марина присела за стол с чашкой чая и с удовольствием за подругой наблюдала.
— Нина, ты прямо светишься вся. Томилин что, по телефону тебе в любви признался?
— Нет, конечно, — удивилась она. — Но я чувствую, что всё будет замечательно.
— Удивительное дело — ты и Томилин. Ты знаешь, что у него характер тяжёлый?
— Да прямо-таки уж. Тяжелее, чем у меня? — Они переглянулись и рассмеялись.
