– Дай-ка мне масло!
Эмили пристально посмотрела на меня, а потом приволокла бутылку с маслом. Я посмотрела на нее и поняла свою промашку. И тут Эмили подвергла меня опросу с целью выяснить, все ли у меня дома.
– Так зачем тебе нужно было масло? Хотела поджарить себе мюсли?
– Нет, вообще-то я хотела попросить тебя дать мне штопор.
– Но ты же не это сказала. Ты сказала «масло». Хотя крыша у меня реально поехала, но обсуждать это настроения не было.
Я хотела соврать. Было бы несложно убедить ее, она уже и так практически поверила, но это было бы невежливо.
– Это просто слово. Мы с Гарвом так говорили, – объяснила я смущенно. – Когда мы открывали бутылку с вином, то называли это «открыть как по маслу», соответственно штопор именовался «масло». Извини, я забыла.
– Так вот почему ты каждый вечер выдавливаешь пасту на мою зубную щетку? Это тоже ваша с Гарвом традиция?
– Чт-т-т-о? – Я аж заикаться начала.
– Каждый божий день с тех пор, как ты приехала, – терпеливо сказала Эмили. – После того как ты ложишься спать, я иду в ванную, и там меня ждет щетка с пастой на ней. Если это не ты делаешь, то кто же?
Пришлось признаться.
– Я. Но я даже не понимала, что делаю это. Невероятно.
– Это ваша с Гарвом традиция?
– Ага. Тот, кто первым шел спать, выдавливал пасту на щетку другого.
– Это самое трогательное, что я когда-либо слышала, – просияла Эмили, но, увидев выражение моего лица, тут же прикусила язык.
Печаль, которую я испытала проснувшись, вернулась ко мне. На мне лежало тяжким бременем то, что больше мне не с кем говорить на нашем секретном языке, и все наши ритуалы для других – пустое место, хотя это когда-то связывало нас с Гарвом. А таких ритуалов было множество. Например, он готовил ужин и накрывал на стол, а я должна была вбежать в комнату и объявить: «Пришла, как только услышала». Если я забывала, то он не давал мне есть и требовал:
– Ну, давай, скажи же. Пришла, как только услышала.
Объяснить, почему это было так мило и забавно, – все равно что описывать цвета слепому.
Но мне уже и не придется, потому что все осталось в прошлом. Вся моя привычная жизнь.
Очевидно, от меня исходили волны такого сожаления, что Эмили потребовала:
– Ну, скажи же.
– Что сказать?
– Что ты по нему скучаешь. Даже я по нему скучаю!
– Ладно, – вздохнула я. – Я по нему скучаю. Но я скучала не только по нему. Я скучала по самой себе. По той себе, какой я была, когда мне не нужно было притворяться и можно было просто быть собой. Теперь вокруг были все эти люди, и я устала «вести себя». Даже с Эмили я была не до конца собой, как это было с Гарвом. Это проявлялось даже в мелочах, как, например, громкий телевизор. На Гарва стоило всего лишь рявкнуть, и он сразу бы уменьшил звук, но с Эмили мне приходилось держать язык за зубами и наживать себе от злости язву.
– Мне приснился сон, – сказала я. Прозвучало это похоже на проповедь Мартина Лютера Кинга.
– Расскажи, – велела Эмили, подумала и добавила: – Марти.
– Ну, содержание ты уже знаешь.
– Это сон про Шэя Делани?
– Да, сначала я бежала за Шэем. Но потом он превратился в Гарва.
Я описала, как бежала, что есть сил, и как мне нужно было его догнать, мой ужас из-за того, что он ускользает все дальше, и печаль утраты, когда он исчез.
– Так что продолжай оказывать мне психологическую помощь, – закончила я свое повествование. – Подними мне настроение.
В этом Эмили просто дока.
– Во сне мы поступаем так, как не можем в реальности, – разъяснила она. – Вы были женаты девять лет. И конец ваших отношений заставляет тебя страдать. Понимаешь, даже если я расстаюсь с кем-то после трехмесячного романчика, я все равно расстраиваюсь так, что хоть вешайся. Но потом выкидываю их из головы. И снова на седьмом небе.
Мне уже становилось лучше, но тут Эмили все испортила:
– Есть ли хоть какой-то шанс, что вы с Гарвом могли бы все начать сначала?
Мне показалось, что в комнате потемнело.
– Я знаю, что у него была любовница, – сказала Эмили.
– Не была, а есть, – поправила я. – У него есть любовница.
– Но ведь он мог бы порвать с ней, к твоему сведению.
– Мне плевать. Он уже все испортил. Я никогда не смогу снова доверять ему.
– Но доверие можно вернуть. У других получается.
– А я не хочу даже пробовать. С февраля… Эмили, я даже не могу описать тебе… Мы словно были заперты в багажнике…
– Господи! – Она испугалась, услышав такое сравнение. Я и сама была напугана. Хотя обычно такое воображение мне не свойственно.
– И этот багажник был плотно закрыт. – Я превзошла саму себя.
Эмили начала задыхаться, схватилась руками за горло:
– Не могу дышать!
– Именно это я и чувствовала, – задумчиво произнесла я. – Ладно, у меня просто плохой день. Еще один…
– Да забей, блин! – перебил меня чей-то голос. Это был Итан. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и увлеченно слушал наш разговор. – Если это не вернется, значит, это не твое. А если вернется – держи крепко!
– Пошел вон! – Эмили протянула руку и указала ему на дверь. – У нас тут до хрена любителей пофилософствовать, лежа на кресле!
Пока Итан вприпрыжку мчался к двери, Эмили снова посмотрела на часы:
– Ну, сейчас-то Дэвид просто обязан быть на своем рабочем месте!
Он там был. Но сказать ей ничегошеньки не смог. Как обычно, он издавал лишь положительные восклицания:
– Им все так понравилось!
Но ей хотелось объективной информации. Да или нет. Приняли или не приняли? А Дэвид этого сказать не мог.
– Он боится, – догадалась Эмили, повесив трубку.
– Чего? – выдавила я из себя улыбку.
– Весь этот город живет в страхе. Если «Хот-хауз» не возьмет сценарий, то это плохо отразится на его дальнейшей карьере, и никто ни в грош не будет ставить его никчемные суждения, так как он – неудачник. Он просто будет ассоциироваться с провалом.
Пища для размышления. Я-то всегда думала, что агенты – это нечто бесстрастное, типа ускорителя химической реакции. Посредники, которые сводят людей друг с другом, но их самих процесс не касается. Я была не права.
– А Морт Рассел наверняка боится, что, если он купит сценарий, тот может не понравиться директору студии, а если не купит, то его может приобрести другая студия и сделать их него хит. А я тем временем чертовски боюсь, что текст не купит никто! А что ты чувствуешь, Мэгги?
Я проверила свой уровень тревожности. Все как обычно.
– Боюсь до чертиков.
– Добро пожаловать в Голливуд!
Тут раздался звонок в дверь, и мы вопросительно посмотрели друг на друга. Эмили чуть не сломала себе шею, когда неслась к двери по скользкому полу. В ее воображении за дверью стоял не кто иной, как сам Морт Рассел с чеком, который означал «все твои тревоги позади».
