Мы сделали заказ. Причем все, кроме меня, заказали либо то, чего не было в меню, либо блюдо, которое готовят в соответствии с пожеланиями клиента. Кажется, это лос-анджелесский метод чувствовать себе неловко в ресторане, насколько это возможно. Только я собиралась накинуться на свой ужин, как вилка замерла в моей руке, потому что я увидела кое-что, что не лезло ни в какие ворота. Женщину с полностью забинтованной головой вела под руку молодая девица с великолепной копной волос. Когда они подошли ближе, мы услышали, как девушка ласково шепчет:
– Ладно, мамуля. Аккуратно, ступенька. Еще две. Теперь шагаем вниз. Ага, вот и наша машина.
Они подошли к полноприводному автомобилю, припаркованному в паре метров от нашего столика. Молча мы наблюдали, как ничего не видящая женщина стояла без движения в ожидании, пока ей откроют дверцу машины.
– Что с ней случилось? – пробормотала я. – Она выглядит как жертва пожара.
Все тут же снисходительно заулыбались. Даже Дезире ласково и удивленно посматривала на меня своими блестящими влажными глазками.
– Скорее жертва пластической хирургии, – тихонько сказала Лара. – Выглядит так, словно ей сделали полную подтяжку лица.
– Правда?
– Разумеется.
Почему бы и нет? Лос-Анджелес – просто храм красоты. В какую газету ни загляни, везде уговаривают запросто при помощи липосакции удалить галифе на бедрах, с помощью лазера избавиться от всей растительности на теле и сделать скулы более четко выраженными с помощью инъекций коллагена. И всем, черт побери, плевать, что через полгода весь этот чудо-коллаген переместится в область подбородка, и вы будете похожи на Человека-Слона, и придется делать липосакцию уже этого чертова коллагена!
– Не торопись, мамочка.
Женщину аккуратно препроводили на пассажирское сиденье. Но она недостаточно нагнула голову и умудрилась стукнуться лицом о потолок. Женщина вскрикнула от боли, и все в ресторане вздрогнули, даже есть перестали.
И вот она в машине. Дочка поскакала к водительскому месту. Все это напоминало «Возвращение мумии». Да, надо быть поаккуратнее в обсуждении пластической хирургии. Ну ладно Ларины фальшивые сиськи. Но что же должно быть под этими бинтами? Живое мясо? Я не смогла сдержаться и поморщилась:
– Это просто варварство какое-то.
– Эй! – Лара игриво стукнула меня по руке. – Нечего тут падать в обморок! Она же счастлива. Ну, проведет пару дней в кроватке, зато потом организует вечеринку в честь своего нового лица!
– А как же дочь? – Сама не знаю, что я хотела этим сказать. Просто подумала, что, должно быть, ужасно видеть маму в таком состоянии.
– Не беспокойся о ней, – утешила меня Лара. – В Беверли-Хиллз девочкам на шестнадцатилетие дарят пластическую операцию по исправлению носа.
– Я тоже сделала такую, – с гордостью заявила Надя. – И не только ради себя. Хочу, чтобы мой ребенок тоже родился с красивым носиком!
Мы все застыли с вилками в руках и замолчали. А Дезире вообще слезла со стула и потрусила куда-то. Лара улыбнулась мне, но видно было, что ей не по себе.
– Что? Что? – Надя уловила атмосферу за столом и теперь переводила взгляд с одного на другого. – Что я такого сказала?
Пауза.
– А, понятно. Это потому что я лесбиянка. Вы думаете, что у лесбиянок детей не бывает. Да ладно вам.
– А доноры спермы на что! – воскликнула Эмили, и разговор возобновился даже с большим жаром, чем требовалось.
Что-то я все-таки забыла добавить в список плохих качеств Гарва. Что же это? Кладет пустые коробки из-под апельсинового сока обратно в холодильник? Вместо «конечно» говорит «канешна»?
Нет, ни то, ни другое.
7. Хочет детей, хотя я этого боюсь.
Клер попала в самую точку, сказав, что от кроликов беспокойства не меньше, чем от детей. Разумеется, привязанность Гарва к Попрыгунье и Побегайчику была связана с тем, что он очень хотел деток. Даже психолог-любитель, который провалился на экзамене по психологии, смог бы понять это. Я и сама это знала, хотя делала все возможное, чтобы не знать.
Еще до свадьбы мы с Гарвом все обсудили и решили, что мы оба хотим детей, но сначала несколько лет поживем для себя. Это мне отлично подходило, потому что в двадцать четыре я еще не готова была стать матерью. Хотя и знала, что другие в двадцать четыре уже имеют по нескольку детей. Единственное объяснение, которое я смогла придумать, – я не созрела.
Но на самом деле, и я вынуждена признать это, проблема в том, что мне становилось страшно от одной мысли, что у меня будет ребенок. И не только мне. Большинство моих подруг придерживалось такого же мнения. Много часов мы провели, недоумевая, как же можно рожать естественным путем. Время от времени рассказывали какую-нибудь душераздирающую историю об одной девушке. Какая-то дальняя родственница или чья-то коллега. Не такая, как мы, если вы понимаете, о чем я. Короче, она недавно родила ребенка. Без обезболивания! Или же мы делились историями о нормальных женщинах, которые за несколько месяцев записались на эпидуральную анестезию, но приехали в роддом слишком поздно, так что им приходилось рожать четырехкилограммового ребеночка, приняв лишь таблетку детского аспирина, чтобы хоть как-то ослабить мучения. Обычно этот разговор внезапно прерывался, потому что кто-нибудь восклицал:
– Прекратите, прошу, я сейчас упаду в обморок!
Но едва высохли чернила на нашем свидетельстве о браке, как наши с Гарвом родители организовали круглосуточное Ожидание Беременности. Прямо у меня из-под носа выхватывали мягкий сыр, так как там могут содержаться опасные бактерии. Если, не дай бог, я переедала и умудрялась рыгнуть (хотя в присутствии его мамы с папой я ни разу не осмелилась), то присутствующие за столом сразу же с радостью начинали один за другим понимающе приподнимать брови. Если я съедала какую-нибудь несвежую мидию и потом проводила два ужасных дня, лежа в обнимку с унитазом, мои родственнички уже начинали вязать детские башмачки. Из-за их ожиданий я ощущала панику и возмущение. Я никогда не выходила из себя, пока не стало понятно: они останутся довольны, только если я буду производить потомство, словно пироги печь, – одного за другим.
– Они не могут ничего с собой поделать, – сказал Гарв. – И ты, и я создали семью раньше остальных детей в наших семьях. Относись к этому с юмором.
– И все будет нормально? – спросила я взволнованно, представив, как мои дорогие свекор и свекровь держат меня силой и пипеткой впрыскивают мне сперму своего сыночка.
– Все будет нормально, – заверил он меня.
– Все-все?
– Все-все.
– Все-превсе?
Знаете, иногда надо правильно задать вопрос.
