Рил, не отрываясь, смотрела на него своими волшебными глазами. Под этим взглядом Ташу стало не по себе, и он почувствовал настоятельную потребность выпить.
— А если мне уже?… Тихо спросила Рил, и рука Таша, сжимавшая стакан, невольно дрогнула.
Темно-красное вино выплеснулось на белую скатерть.
— Что уже?
— Уже пришелся по душе один человек?
В душе Таша словно что-то умерло.
— И кто он?
— Он? Изгой. — Усмехнулась Рил. — Ужас, правда? Непорядочный! Исчадие ада! Проклятый всеми богами клейменый грешник! Не хило, да?
— Сколько ему лет? — Таш лихорадочно перебирал про себя всех, с кем могла сталкиваться Рил в поместье у Самконга.
— Да столько же, сколько и тебе! — Беспечно заявила Рил, насмешливо наблюдая за его мучениями. — Староват, конечно, но да ничего! Мне тоже долгую жизнь никто не гарантировал. Уж как-нибудь.
— Дура! — Внезапно вызверился на нее Таш. — Ты вообще соображаешь, что делаешь?
Он отвернулся и большими глотками начал пить вино.
— Сам дурак! — Огрызнулась Рил.
Встала и, пошатываясь, подошла к нему. Провела ладонью по наполовину седым волосам, стянутым на затылке в хвост. Обняла, положила голову на плечо.
— Ты чего делаешь?
— Я люблю тебя.
— С ума сошла?!
— Нет, я люблю тебя!
— Рил, да приди же в себя!
— Я в себе. Я люблю тебя.
— Рил, не делай этого!
— Я хочу. Я люблю тебя.
— Рил, ты будешь жалеть!
— Не буду. Я люблю тебя.
— Рил, не надо, я же не железный!!
— И хорошо. Я люблю тебя.
— Рил, не надо…
— Надо, я люблю…
Таш проснулся на рассвете. Резко, как от толчка, и сразу понял, что в постели находится не один. Память тут же встрепенулась, продрала глазки и услужливо подбросила ему подробности того, что он вчера натворил. Таш молча застонал, обзывая себя последним идиотом, и открыл глаза. Совершенно нагая Рил спала рядом, уткнувшись носом ему в плечо.
Здравый смысл Таша еще пытался что-то соображать, приводя доводы в пользу того, что все можно исправить, что никто ничего не узнает, а Заген, наверняка, не откажется помочь, но сердце колотилось, как ненормальное, и наотрез отказывалось к нему прислушиваться. Таш честно попытался взять себя в руки, доказывая себе, что если бы он не напоил вчера Рил, то ничего бы не произошло. Все это простая случайность, и, когда Рил проснется, то скажет то же самое.
Рил проснулась, подняла голову и испуганно огляделась. Потом посмотрела на него и улыбнулась.
— Я боялась, что мне все приснилось! Ты не сердишься? — Спросила она, заглядывая ему в глаза. Лукаво усмехнулась. — Теперь тебе точно не удастся сбагрить меня замуж! Будешь со мной мучиться всю оставшуюся жизнь.
— Вот дуреха! — С облегчением, в котором он не хотел признаться даже самому себе, выдохнул Таш. — Сумасшедшая! Глупая девчонка! Бестолочь!
Обнял ее, одним движением оказался сверху. Нестерпимо захотелось прямо сейчас почувствовать губами вкус ее кожи.
— Я же блондинка, мне положено быть глупой! — Не стала спорить Рил.
Таш так удивился, что оторвался от своего занятия.
— Это кто сказал тебе такую ерунду?
— Не помню! — Беспечно отозвалась она. — Да и какая разница?
И верно, какая разница?
Через полчаса к ним постучали. Таш, проклиная всех на свете самыми страшными словами, которые мог придумать, пошел открывать. На пороге стоял Самконг.
— Утро доброе, друг!
В душе Таша зашевелились недобрые предчувствия. Никогда Самконг не наносил такие ранние визиты без серьезной причины.
— Доброе. Проходи.
Он отступил от дверей, давая другу дорогу.
Навстречу им из спальни выплыла закутанная в простыню Рил.
— Таш, ты здесь?
Страшно смутилась, увидев Самконга. Подхватила с пола валяющиеся там со вчерашнего вечера чулки. Таш проследил за ней взглядом. Хоть убей, он не помнил, как он их с нее снимал. Впрочем, это к делу не относится.
— А ну, кыш отсюда! — Сделав страшные глаза, шикнул он на Рил.
Она хихикнула, подобрала простыню и, мелькнув белыми ножками, бегом убежала к себе.
Многоопытный бывший барон красноречиво уставился на Таша.
— Друг мой, неужели?!! Я надеюсь, мне будет дозволено поинтересоваться, как такое могло произойти?
— Нет! — Отрезал Таш, не желающий никому давать какие-либо объяснения. — Она теперь со мной, и это не обсуждается.
— Ну, нет, так нет. — Подозрительно легко сдался Самконг. Таш недоверчиво покосился на него: похоже, его старый друг решил выяснить то, что его интересует другим способом.
Оставив Самконга в гостиной, Таш отлучился на минуту одеться и сказать Рил, чтобы приготовила завтрак. Вернувшись, застал друга непривычно задумчивым, внимательно разглядывающего еле держащееся стекло в одном из окон. Таш ругнулся, проследив за его взглядом, хотел было поправить, но Самконг остановил.
— Да плюнь, Таш! Потом.
Ну, потом, так потом. Таш сел за стол напротив своего друга. Если у него было, что сказать, то самое время начать.
— Так что там у тебя вчера с Кроком вышло? — Очень спокойно и как всегда издалека начал Самконг.
Таш поморщился.
— Да херня какая-то! Я и сам толком не понял, из-за чего они на моих пацанов наехали. Нашли с кем связываться, они ж дети совсем!
— Дети! — Хмыкнул Самконг. — А ты мне не напомнишь, сколько Кроковых ребят осталось лежать на земле после того, как эти твои дети с ними пообщались?
— Двенадцать. — Что-то прикинув в уме, ответил Таш.
— Из двадцати. — Уточнил Самконг. — А твоих сколько было, если не секрет?
— Восемь.
— Неплохо!
— Плохо! — Поморщившись, возразил Таш. — Надо будет больше гонять!
— Таш, ты вообще понимаешь, что говоришь? Двенадцать наших погибли просто так, ни за хрен собачий, а ты даже не собираешься наказывать своих пацанов, чтоб в другой раз неповадно было! Крок в бешенстве, я не знаю, как ты будешь ему это объяснять!
— Словами! — Огрызнулся Таш. — И я ему уже вчера объяснил, что не хрен беситься. И вообще, сдается мне, что это вы не понимаете того, что я делаю, а я ведь не первый год уже пытаюсь всем вдолбить! Словами, кстати! Нет, ну ладно Крок, но ты-то должен был понять, что надо было быть полным кретином, чтобы связываться с моими малолетками! Они же дети, там самому старшему от силы шестнадцать, а в основном и того меньше. Они сейчас, как щенки, которые только научились хвостом махать, и машут им направо и налево. Убивать умеют, а разговаривать еще нет.
— А чего ж ты их этому не учишь?
— В первую очередь я учу тому, что важнее всего. Выживать. Разве я не прав?
