Я подошла поближе к полкам стеллажа, внимательно разглядывая этикетки. Гугл говорил, что производство таллия в качестве крысиной отравы прекратили в семидесятых годах прошлого века. Значит, упаковка должна быть в старом стиле. А ведь я даже не знаю, в какой форме хранится таллий! Порошок, паста или жидкость?
— Интересуетесь гербицидами, мадемуазель Алекс?
Дед Анри оказался у меня за спиной неожиданно, и мне пришлось приложить усилие, чтобы не заорать и не отпрыгнуть. Космос, а вдруг это он отравитель? Сейчас косой вжикнет по шее, и прощай, Алёшка!
— Скорее, ратицидами, — осторожно ответила я, развернувшись к деду вполоборота, чтобы не терять из вида его руки. Впрочем, косу он оставил у входа. Но мало ли…
— Ха-ха! Тогда здесь самая полная коллекция крысиных ядов на всём побережье! — усмехнулся старик. — Впрочем, мы почти их не используем. Ведь Бакарди не объяснить, что приманки лопать нельзя. В замке живут кошки — дикие, но очень эффективные в плане охоты на крыс и мышей. Вот, смотрите.
Он провёл рукой по ряду коробок и склянок:
— Эти самые старые, остались с начала двадцатого века. Их не открывали уже давно… Подумываю сдать их в музей, всё же раритет!
Mort aux rats***. Дохлая крыса на картонной упаковке. Пыль немного смазана поверху. Как же, не открывали. Ещё как открывали! Но кто именно? Я указала старику на коробку:
— Вот эта содержит таллий?
— Похоже, что так. Опасная штука, знаете ли. Не зря его больше нет в продаже… Постойте! Кто-то брал эту упаковку? Скотч сорван!
— Не трогайте! — я вовремя перехватила руку деда Анри. — Здесь могли остаться отпечатки пальцев! Нужно вызвать полицию!
— Полицию? Зачем?
Взгляд голубых глаз пронзил меня насквозь. Цвет другой, а так — глаза Антуана, один в один. И такая же мысленная работа видна.
— Вы считаете, что кто-то кого-то травит таллием?
— Не считаю, а знаю. Кого и чем. А вот кто — не знаю пока.
Отпираться нет смысла. Отравитель не он. Зато он хозяин этого дома и дед Антуана. Влиятельный человек. Вот пусть включит свою влиятельность и вызовет «ажанов».
— Если сопоставить то, что я узнала от вас и от Манон, можно заключить, что Антинеа травит таллием вашего внука и довольно давно, — твёрдо сказала я. — Но у меня нет доказательств.
Дед прищурился и спросил внезапно:
____________________________
* Il y pas de mal (фр.) — ничего страшного. Дословно "в этом нет ничего плохого"
** Mazot (фр.) — пристройка, шале, маленький садовый домик раньше
*** Mort aux rats (фр.) — крысиный яд
Глава 22
Антуан лежал на больничной койке. Бледный, неестественно осунувшийся. На груди пришлёпки с проводами, ведшие к кардиографу, который тихонечко попискивал, высвечивая зелёную кривую сердечного ритма. Космос, мой бедный маркиз… Я подошла к нему, взяла за руку.
— Он скоро проснётся, — успокоил меня молодой врач.
— Каковы прогнозы? — спросила я с замирающим сердцем.
— Ну… — доктор замялся слегка, потом продолжил рассуждающим тоном: — Состояние стабильно тяжёлое, уже повезло, что сходу знали, чем отравился… М-м-м, проводим дезинтоксикологические процедуры в полном размере. Гемодиализ, поддержка почек и печени.
— Он поправится?
— Не могу сказать, будем смотреть, как отреагирует организм. Возможны необратимые последствия… Всё очень индивидуально. Но его жизнь вне опасности.
— Спасибо, — кивнула я и просительно взглянула на врача: — Можно, я посижу немного с ним?
— Вреда не вижу, но не задерживайтесь. Ему необходим отдых.
Доктор вышел, а я присела на край кровати, всё ещё держа маркиза за руку. А он приоткрыл глаза, спросил тихо:
— Альошка, это ты?
— Я.
Слёзы защипали веки изнутри, но я мужественно сдержалась, не заплакала. Только улыбнулась:
— Как ты себя чувствуешь?
— Ругаться можно? — слабым голосом осведомился он. Я покачала головой. Антуан скривил губы:
— Тогда паршиво.
— Ничего, всё будет хорошо, — я не знала, что ему сказать.
— Где… она?
— Увезли на психиатрическое обследование, — я поняла, о ком речь, и на этот раз не сумела удержаться от личной оценки: — Сука она, а не сумасшедшая!
— Я кретин, — простонал Антуан, прикрывая глаза.
Спорно, но, несомненно, верно в плане самокритики. Поэтому я не стала разубеждать его:
— Ты кретин.
— Интересно, почему это я кретин? — он наморщил лоб, видимо, не ожидал такой реакции. Я усмехнулась:
— Потому что спал с девушкой, на которой не собирался жениться.
— Ну… Я и с тобой спал, — ляпнул он, а потом сообразил. Я засмеялась:
— Отличное заявление! Очень сильно, браво! Но я не сержусь, спишем это на болеутоляющие и прочие лекарства, под воздействием которых ты находишься.
— И на мой кретинизм…
— И на твой кретинизм, раз тебе так хочется.
Он сжал пальцами мою ладонь:
— Если бы не ты, Альошка… Если бы ты не пришла вовремя… Я бы сдох.
— Ты бы сдох.
А что ещё ему сказать? К тому же, я твёрдо решила сегодня же вернуться домой. А это значит, что у нас сеанс правды. Только правды, всей правды и ничего, кроме правды.
— Как ты ловко управляешься с яблоками, — усмехнулся Антуан. — Я думал, ты мне в лоб им пульнёшь! Наверное, в детстве ты была ужасным сорванцом?
— И вовсе нет! — деланно оскорбилась я. Не угадал, мой маркиз. А вот тренировки с теннисными мячами вместо оружия по движущимся мишеням — это было, это да. Я даже достигла некоторых успехов в метании мячиков вслепую. Поэтому попасть яблоком по стакану, из которого Антуан пил поднесённый ему отвар трав с убойной дозой таллия, было для меня плёвым делом. Маркиз даже двух глотков не успел сделать… А Антинеа бросилась на меня с прытью пантеры, защищающей детёныша. И ведь не подумаешь никогда, что эта полненькая девушка может так быстро преодолеть несколько метров и вцепиться в волосы! К счастью, вцепляться было практически не во что, и мне удалось в два счёта заломить ей руку за спину простеньким болевым рычагом, которым пользуются опера при задержании… Тогда-то Антинеа и начала вопить про свою любовь к Антуану, про то, что собиралась умереть вместе с ним, что «не доставайся же ты никому!»
А мне стало страшно. Если бы я не успела? Если бы не подумала вовремя о двухлетней привычке маркиза пить свои грёбанные травки?
Мы немного помолчали. Антуан ласкал пальцем мою ладонь, а я собирала всё своё мужество в кулак. Неделю назад вряд ли муки совести омрачили бы моё настроение. Тогда я была настроена решительно и следовала заданному курсу. А сейчас… Антуан стал мне дорог настолько, что подленькая мыслишка не возвращаться домой и просто остаться с ним иногда проскальзывала в голове. Но я отгоняла её с воинственными кличами. Надо заполучить чёртов перстень и отдать его Смородинову, а взамен получить свою семью. Семья — это самое ценное, это то, что нужно защищать и холить, а любовь… Просто игра. И ничего больше.