— Ты прав, — тут же набрал Петровича, отдал короткие указания.
Глеб направился на выход.
— Пап, скинь координаты.
— Глеб, это почти пятьсот километров отсюда. На машине часа четыре, не меньше.
— Ты реально думаешь, что я останусь здесь? — не дожидаясь ответа и на ходу доставая телефон, вышел за дверь.
Отец тяжело опустился в кресло. Провел рукой по лицу. Не хотел он такой жизни для своего сына.
— Прости, сын, — прошептал в пустоту кабинета.
Глеб взял с собой Фролова. Мчали как сумасшедшие, несмотря на скользкую дорогу и наплевав на все правила дорожного движения. И, вроде, домчали быстро, но для Глеба это время тянулось бесконечно долго. Каждая пройденная минута добавляла безумия каплю за каплей в сосуд холодной ярости. Той ярости, которую так боялись в его окружении.
Позвонил отец и сообщил, что с родными Поли все улажено и он отдал приказ прошерстить дом. По просьбе Глеба все фигуранты останутся на месте, до его приезда, хотя отец не одобрил эту затею.
***
— Эй, ты, вставай, поешь, — услышала сквозь вату голос Вовы.
Но разлепить веки была не в состоянии. Мне казалось, пошевелись я, двинь хоть пальцем и боль накроет меня с головой. Тело ломило и, кажется, начался жар. Но все эти мысли в голове всплывали отстранено, будто чужие.
— Ты случайно не окочуриться здесь собралась? Вставай, — тронул за плечо.
Я застонала.
— Х-х-холодно, — все, что смогла выдавила я.
Ладонь легла мне на голову.
— Твою ж налево! У нее жар.
— Да оставь ты ее. Не в аптечку ж бежать.
Почувствовала, как меня укрывают чем-то теплым. От внутреннего холода не спасло, но стало чуть лучше.
— Ты посмотри за ней, я прикорну. И без глупостей, Серый!
— Да понял я, понял уже. Иди.
Вован что-то ответил ему, но я не слышала уже — провалилась в спасительный сон.
Где-то отдаленно услышала голоса, хлопанье дверей, какую-то возню, слышала шаги около себя. Хотела разлепить глаза, но сделать этого так и не смогла.
Чьи-то пальцы прикоснулись к моей шее, проверяя пульс.
— Жива. Но у нее жар, по ходу. Что делаем?
— Приказ: дождаться Глеба Аркадьевича.
Я не могла понять — это реальность или сон, диктуемый жаром и болезненным состоянием. И вновь тишина. Сон, это был сон.
И вновь отдаленное:
— Поля, Поля, — и аккуратное прикосновение к голове. Я застонала, чуть дернулась и попыталась открыть глаза. Напротив размытое лицо мужчины.
— Поля, это я, — вновь голос Глеба.
Я сделала над собой усилие и попыталась сосредоточиться на говорящем.
— Глеб, — прошептала я.
— Я, это я. Поль, ты слышишь меня? Черт, Поля!
Я слышала где-то далеко. Тьма вновь меня поглощала, я была не в состоянии бороться с ней.
***
К моменту, когда Глеб, наконец-то, прибыл, стало известно, что Полина в безопасности. Как только эта новость пришла, он смог наконец-то выдохнуть. Но ровно до того, как увидел ее.
Как только зашел в эту развалюху, у двери обнаружил этого самого «приятеля», они вместе со своим подельником сидели на старой скамейке. Дабы они вели себя смирно и не делали глупостей рядом стояли бойцы, но он прошел мимо, ему важно было увидеть ее живой. Картина, которая открылась, выбила из колеи напрочь. Под старым грязным одеялом, из которого местами торчала вата, лежала Поля. Бледное лицо, все в кровоподтеках и ссадинах. На губах под носом запекшаяся кровь, бровь рассечена, испарина на лбу. Дотронулся — голова горячая, как кипяток. Позвал ее — не откликнулась. Испугался, кто бы знал, как он испугался! Позвал еще раз. Поля чуть открыла глаза и смогла прошептать его имя, после опять провалилась в сон.
Орлов разглядывал ее лицо, потом встал, осмотрелся, увидел ту самую камеру, стул. Не сводя с этих двух предметов взгляда, произнес тихим, ледяным тоном:
— Фролов, быстро организуй госпитализацию.
Костя смотрел на Глеба и понимал, что сейчас для тех двух недоносков начнется персональный ад. Губы Орлова сжаты в тонкую линию, ноздри расширены, желваки ходят ходуном на скулах, тяжело дышит, и этот голос — тихий, очень тихий и опасный — это высшая отметка ярости. Не хотел бы Костя попасться ему под горячую руку, а потому кивнул и вышел, спеша исполнить поручение.
— Тебя как зовут? — перевел взгляд на мужика в комуфляже.
— Дубин, Илья Дубин.
— Дубин, стул и камеру бери и за мной.
Тот тут же поспешил исполнить приказ.
Глеб вышел в сени. Эти двое продолжали сидеть на лавке. Увидел их — и перемкнуло, выхватил ТТ у ближайшего бойца и выстрелил в ногу навязчивому «поклоннику» его Поли. Тот взвыл и схватился за простреленную ниже колена ногу. Никто не пытался успокоить Орлова, никто не хотел попасть под этот замес — в таком состоянии могло достаться всем.
— Дубин, стул сюда, камеру сюда. Устанавливай, — дал указание. — Этого, — кивнул на Вову, — на стул.
Через минуту все «декорации» были установлены. Зашел Фролов.
— Глеб, через час вертолет будет.
— Какого так долго?
— Ближайший, который смогли найти. Тут жопа мира.
Орлов не мог позволить, чтобы его девочка слышала, как эти утырки будут кричать, с нее достаточно. Что ж, пусть скажут спасибо, она этим двум подарила лишний час жизни. Ну, а пока, обошел стул, встал перед мужиком и вспомнилось, как этот самый ударил в лицо Полину. Не сдержался — удар в лицо и тот валится вместе со стулом на пол. Орлов навис над ним:
— Сука, ТАК ты ее ударил?
Вова схаркивал кровь, а потому ответил не сразу.
— Неееет, сильнее. До хруста. А ты, как баба бьешь.
Орлов прищурился, потом на его лице расползлась зловещая улыбка.
— До хруста, говоришь? Раз любишь хруст, я удовлетворю твое желание. Только вот я думаю, твой приятель более «дружелюбный», пропустим его вперед, вне очереди, а ты себя пока неплохо будешь чувствовать и в зрительном зале.
Это будет самая изощренная пытка — наблюдать за экзекуцией другого, понимая, что тебя тоже самое ждет впереди, если не хуже. Был ли Орлов сумасшедшим? В этот момент совершенно точно он был психопатом, маньяком без тормозов и без жалости.
26
Я открыла глаза, пытаясь прийти в себя, уставилась в белый потолок. Повернула голову, оглядываясь по сторонам: бежевые стены, тумбочка, рядом капельница. Повернулась в сторону окна, на кресле спал Глеб. Попыталась встать — голова закружилась и я со стоном рухнула обратно на подушку. Глеб тут же открыл глаза.
— Лежи. Тебе нельзя вставать.
— Я в больнице?
— Да.
— Давно?
— Второй день пошел.
— Что со мной?
— Ушибы, гематомы, переломов нет. Возможно, сотрясение мозга.
Он помолчал.
— Тебе принести чего-нибудь?
— Пить.
Глеб кивнул и направился к выходу, а мне внезапно стало страшно, что не вернется.
— Глеб, не оставляй меня, — тихо сказала.
Он остановился, подошел к моей кровати, присел и мягко взял за руку.
— Я тебя не оставлю. Больше не оставлю.
Поднес мою руку к своим губам и поцеловал.
Пролежала я в больнице неделю. Глеб уезжал ровно для того, чтобы переодеться и тут же возвращался обратно. В его отсутствие со мной всегда кто-нибудь находился, не оставляя одну ни на минуту. Меня навестила Анька, она пришла в шок от моего рассказа, не переставая комплиментами сыпать в адрес Орлова. На третий день мне позвонила мама, рассказала про Катенка, про свои дела. Насчет больницы я ее в известность ставить не стала..
— Мам, через четыре дня Новый год, может приедете? Я билеты вышлю.
— Может, ты сама сюда? Отдохнешь от этой своей работы.
Я вскинула глаза на Глеба, он сидел около меня на краю кровати и что-то листал в смартфоне, делая вид, что не слушает мой разговор. Получалось так себе.
