Я не знала, что люди вообще так совпадают и… Хочется думать лишь о хорошем, но в огромной бочке меда обязательно найдется ложка дегтя. И имя моей ложке — Матвей.
Вот уж какой привет из прошлого я не ожидала получить. Да еще в таком виде. Матвей как с цепи сорвался. Он весь вечер писал мне с разных номеров, угрожал. Пытался звонить — я отключила звук и спрятала телефон, чтобы Дым не видел. Больше всего не хотела вмешивать его в эти проблемы, но уже точно знала, что он не останется в стороне. Не в манере Дымова. Поэтому нужно действовать на опережение.
К утру я целиком и полностью убеждаюсь, что приняла верное решение. Ради Лисы и Феди придется поступиться гордостью, но в масштабах возможной катастрофы это кажется сущей глупостью.
Дым просыпается, как всегда, за пару минут до будильника — открывает глаза, прежде чем часы на тумбе просигналят половину седьмого. А я очень внезапно, ведомая каким-то глупым порывом, притворяюсь спящей. Только от него не скроешься. Уже через мгновение затягивает в медвежьи объятия, трется щетиной, покалывая мне шею, и сексуально хрипит.
— Ты хронически возбужден? — мурчу под стать ему, почувствовав, как упирается в бедро.
— А как я могу быть спокоен, когда в моей постели ты? — Подхватив за талию, он дергает меня наверх, гладит бедра. — Ты и твои коленки.
— Дались тебе мои коленки, — бормочу смущенно, так как никогда не любила их. Всегда казались мне костлявыми.
Но Дым вполне конкретно и на понятном языке доказывает, что без ума от них. Живого места не оставляет после поцелуев.
Минут через десять или больше Фед вынуждает меня — правда, долго уговаривать не приходится — запрыгнуть к нему на спину и, пока я наглаживаю шрамы от ожогов, из-за которых по телу расползаются неприятные мурашки, несет в ванную комнату для контрастного душа. Бр-р! Никогда к аттракциону не привыкну, поэтому быстро сбегаю, удостоившись звания трусихи. Ну и ладно, зато кофе первой выпью!
— С беконом или помидорами? — спрашиваю, когда чувствую приближение Дыма. Как? Не знаю, его не слышно совсем. Просто волоски на теле дыбом становятся, как только он оказывается рядом.
— Хочу все вместе, — я закатываю глаза, — с тобой.
А вот теперь громко смеюсь.
Дым всячески мешает готовить яичницу — то щекочет, то целует в затылок и шею, то ворует румяный бекон прямо со сковороды! Отстает, лишь когда прошу разбудить Лису. Ее ждут любимые йогурты, купленные по традиции Федей, и оладьи с вареньем, которые я приготовила вчера вечером.
И я так умиляюсь, когда замечаю этих двоих на лестнице. Лиса и вовсе прелесть — с утра похожа на сонную коалу. Висит на Дымове смешно, щурит глазки от раздражающего света. Двигает носиком и, явно почувствовав запах сдобного теста, оживляется. Моя маленькая сладкоежка.
— Добафки, сенсина! — разделавшись с завтраком в считанные минуты, вдруг заявляет Лиса. У меня челюсть отвисает.
Это она за Дымом повторяет, он один раз ляпнул за ужином и по заднице хлопнул. В шутку! Когда она успевает запоминать?
Через полчаса — для меня всего пару мгновений — Дым выходит из спальни полностью одетый, а мне хватает одного взгляда, чтобы начать скучать. Похоже на бред, да?
Он с громким звуком целует нас по очереди в щеки и говорит, что любит. Снова!
— Я тосе лублу Ды-ды-дыма! — верещит малышка вслед, пока тот подталкивает к выходу и зажимает в углу коридора.
Он не может насытиться мной, а я — им. Нам так мало, безумно мало времени вместе. Хочется каждую минуту быть рядом, но сегодня мы с Лисой сами по себе — ему нужно уехать. Сегодня они с мамой забирают из больницы отца, а перед этим Дыму необходимо заверить сделку по продаже папиного гаража. Лекарства, облегчающие боль и поддерживающие жизнь, очень дорого стоят, а его родители, как я поняла, потратили почти все отложенные деньги.
— Потом мы с Максом и Мишаней на квартиру заедем. Начнем там работать, чтобы в долгий ящик не откладывать. Да, и после с Линой на час увижусь, как договаривались, — отчитывается мой мужчина, при этом не переставая поедать глазами грудь.
Внутри меня так сильно борются противоположные чувства. Я же прекрасно знаю и понимаю, что все это безумно важно — и отец, и ремонт наш, и подруга, у которой в личной жизни страсти кипят. Но все равно бесконечно сильно расстраиваюсь, что не увижу его до позднего вечера. На секунду расстраиваюсь и тут же напоминаю себе, что мне вообще-то тоже есть чем заняться, пока Дыма не будет.
— Хорошо, но ночью ты только мой, — отважно флиртую с Федей, мягко касаюсь его губ, а он уже толкает язык и углубляет поцелуй.
Мы можем расставаться вечно, с ним так легко потерять счет времени.
День проходит в обычном режиме, даже не тянется, что удивительно. Просто сегодня на работе и правда много дел. В перерыве на обед, когда умудряюсь ненадолго отвлечься, мне звонит Ася, чтобы рассказать о каком-то новом парне, который третий день наведывается в бар. Ищет повод пообщаться с ней и безуспешно — пока еще — зовет на свидания. Она с таким воодушевлением говорит о нем — его внешности, работе в банке! Я по голосу слышу — он нравится ей, только Аська боится. После стольких ошибок боится сделать шаг, но я советую попробовать. Почему нет? Мы все достойны простого человеческого счастья.
Когда часы показывают четыре, я выключаю компьютер и прощаюсь с Громовой — отпросилась пораньше, чтобы успеть кое-что провернуть и Лису вовремя забрать. Отчитываюсь о рабочем процессе и выполненных задачах, а Мария Витальевна уже прогоняет меня со словами, что и так верит, но тут же напоминает, чтобы в понедельник без опозданий была, новый клиент намечается. Повезло мне, конечно, с начальницей.
Вызываю такси, спустившись вниз, словно оттягиваю момент до последнего. По-прежнему жалко денег, но я привыкаю к вынужденным тратам. Они во благо, особенно эта. Тем более, никаким другим способом мне до Зубиных не добраться.
Автомобиль тормозит спустя сорок минут спокойного пути под негромкую музыку у высокого забора со стальными воротами и острыми шпилями. И вот тут меня бросает в дрожь от одного взгляда на место. Вмиг возникает соблазн доплатить таксисту и поскорее уехать отсюда, но…
Порывисто цепляюсь за ручку и распахиваю дверь, которую подхватывает резкий ветер. Выхожу более робко, а оказавшись на улице, сжимаюсь вся, потому что теперь кажусь себе еще меньше и никчемнее. Я была здесь только
