Подари мне семью - Алекса Гранд

Выпускаю иголки стремительно, хоть не имею привычки задираться. То ли потому что секретарь Лебедева морщится и поливает меня кипучим осуждением. То ли потому что на горизонте появляется Дарья и заставляет меня вспомнить и наше ожесточенное противостояние, и мое сокрушительное поражение в нем.

Ступни врастают в пол. В горле пересыхает. Ощущение дежавю накрывает. Спутывает липкой паутиной конечности и лишь чудом не превращает меня в ту наивную девчонку, какой я была восемь лет назад.

Сейчас расстояние между ступеньками социальной лестницы, на которых мы стоим, больше не кажется пропастью. Да и плевать мне, сколько имеют Дашины родичи, если она сама не заработала ни копейки.

– Здравствуй. Позволишь?

Сглотнув, я отклеиваюсь от поверхности. Приближаюсь к бывшей сопернице, перегораживающей подход к моему кабинету. И выразительно киваю на дверь.

Даша молчит. Смотрит на меня, не мигая. И не шевелится.

С уложенными в аккуратную ракушку волосами – не в пример моему небрежному пучку. В элегантном платье-комбинации благородного винного цвета. На неизменных каблуках. Красивая она, конечно.

Только выгоревшая, что ли. С небольшими синячками на нижнем веке, которые заметны, если как следует приглядеться. С заострившимися скулами и выпирающими ключицами, как если бы она сидела на жесткой диете. И без задорного блеска в глазах, который бывает у счастливых людей.

Такой я наблюдала у Лебедева. Сегодня утром. Такой же видела в отражении в собственном зеркале.

– Не возражаешь? Я бы хотела поработать.

Помедлив, снова обращаюсь к напоминающей восковую фигуру Дарье. Делаю шаг вперед и пропускаю момент, когда ее длинные прохладные пальцы оказываются на моем запястье. Сжимают не сильно. И вполне ощутимо дрожат.

– Отбила чужого мужа и радуешься?

– У нас с Никитой ничего нет.

Просмотр мультиков с сыном и бутерброды не в счет.

– Он бросит тебя так же, как бросил меня. Обязательно бросит. Такие всегда бросают.

– И это совершенно не твоя проблема, верно?

Улыбаюсь не насмешливо – лучезарно. Каждым движением, каждым жестом транслирую, что меня не удастся ранить. На мне толстенная непроницаемая броня. У меня палящее майское солнце внутри. У меня крепкий иммунитет.

Я уже все теряла. И это пережила.

– Ты лучше собой займись. Посети косметолога. На курорт съезди. Мир не вертится вокруг мужика, веришь?

Не знаю, зачем раздаю эти советы, но Даша впадает в ступор. Каменеет еще сильнее и все-таки отступает. Шепчет что-то неразборчивое. Теребит уязвимо струящуюся ткань платья.

Я же пользуюсь ее замешательством и проскальзываю в кабинет. Выжидаю несколько мгновений, на случай если она решит продолжить беседу, и только потом опускаюсь в кресло.

Странно, но не чувствую себя выжатой. Напротив, напитываюсь энергией и с утроенным усердием погружаюсь в условия нового контракта, который нам предстоит заключить. Оставляю пометки, выделяю проблемные места и нехотя отвлекаюсь на вибрирующий телефон, обещающий очередной раунд успевших поднадоесть споров.

– Привет, мам.

– Здравствуй, дочка.

– Как у вас дела? Как папа?

– Все хорошо. Когда Митю привезешь?

– Не знаю. Может, на выходных.

Возвращаю мяч на ее половину и медленно выдыхаю. Не вижу ее сейчас, но отчетливо представляю, как она ходит по комнате, останавливается у подоконника и прикрывает веки прежде, чем озвучить то, ради чего позвонила.

– Паша приезжал к вам вчера?

– Так это ты надоумила его купить мишку? Это глупо, мам.

С грохотом кладу карандаш на столешницу и никак не могу противостоять волне раздражения, поднимающейся со дна души. Выдерживаю паузу, но кровь по-прежнему яростно бурлит в жилах.

– На каком языке мне еще нужно сказать, чтобы ты поняла: нечего Павлу появляться рядом с нами?

Молчать не могу. Углы сглаживать больше не в состоянии.

Я объявляю протест. Недвусмысленно намекаю – нет во мне ничего от послушной уступчивой девочки.

– Кира, ну, как так можно? Таскаешься везде с этим мутным Лебедевым. Хорошего человека отталкиваешь.

Продолжает накалять градус нашего непростого диалога мама, а я вдруг понимаю, что смертельно устала. Устала объяснять, что знаю, что для меня хорошо и что плохо. Устала биться за собственную самостоятельность. Устала возвращать границы в те отправные точки, с которых их сдвинули.

– И это, блин, мой выбор! Мой! – закипая, повышаю голос, и не без усилий торможу. Сглатываю, сосредоточиваюсь на теплом комке слева за грудиной и высекаю куда мягче. – Будешь готова его принять – поговорим. Помни, что бы ни происходило, я вас очень люблю.

Тапаю на экран, сбрасывая вызов, и возвращаюсь к бумагам. Надеюсь, что маме хватит мудрости прекратить сводить меня с Павлом и начать чуть терпимее отзываться о Никите. Не ради меня – ради медвежонка.

Прокручиваю это все в голове. Попутно переписываюсь с папой обо всяких мелочах. И успеваю закрыть пару задач прежде, чем в дверь раздается стук и в офис вплывает довольный Лебедев. Немного лохматый, взбудораженный, он сияет, как начищенный медяк, и невольно заражает меня своим энтузиазмом.

– Митю в школу отвез. До кабинета проводил. С классным руководителем познакомился.

Отчитывается он, как прилежный школьник, выполнивший домашку, а я и не замечаю, как поднимаюсь на ноги, огибаю стол и шагаю ему навстречу. В мои руки перекочевывает стаканчик с изумительно пахнущим кофе, пальцы обжигает теплом, огнем плещет по грудной клетке.

– Молодец. Спасибо тебе большое.

Поощряю его, конечно. А потом делаю осторожный глоток и блаженно зажмуриваюсь.

Пожалуй, это лучший ванильный капучино в моей жизни.