мою Малинку, изголодался до безумия. Вкус ее кожи как райский нектар, скользит под моим языком словно шелк. Хриплю и чудом не вою, возвращая к себе пухлые губы. Дикая моя, чуть ли не тверк танцует, ерзая на моем члене, растирая по нему свои соки, громко ахает, когда задевает чувствительной точкой, зажмуривая глаза, и я понимаю, что она уже готова кончить, и так сжимаю круглые полушария, толкаясь бедрами, помогаю ей, прижимая к охреневшему от такой несправедливости члену, но я готов еще потерпеть, чтобы посмотреть, как кончает Малинка.
Облако похоти вокруг нас почти осязаемое, Санечка все громче стонет, обводит розовым язычком пересохшие губы и вонзает мне в плечи ногти. Как же она прекрасна! Растрёпанные локоны, розовые щеки, искусанные губы, хрипло стонет, вздрагивая в сладкой судороге. Ничего совершеннее в жизни не видел!
Санечка обмякает в моих руках, но мы, конечно, только начали. Скидываю с себя одежду и шагаю в ближайшую дверь. Закидывая Малинку на диван, смотрю в голубую дымку глаз, сразу вгоняя отработавшего шестом «малого», кажется, хрипло рычал что-то, оголтело вдалбливая ее в диван, сминая в ладонях мой личный десерт. Я и без того уже на грани, а ее «еще, Саш» выстрелом по темечку высекает искры из глаз, кровь закипает в ушах и мощной волной устремляется к члену.
Подминаю ее под себя и начинаю вбиваться до основания, свирепыми толчками выбивая из стервочки вскрики и стоны. Да-а-а, блядь, да-а-а! Чуть не сдох без тебя, Малинка!
Она извивается, в глазах снова туманище непроглядный, рвет в лоскуты мою спину, судорожно царапая ногтями. В голове шумит и чувствую скорое приближение финала, член ломит от напряжения, и я дергаю ее на себя, закидывая ножки за спину и попутно зализывая укусы от груди до губ, скольжу языком.
Хочу кончить так, чтобы кожа к коже. Влажные, горячие и тесно прижатые друг к другу. Насаживаю ее, с силой сжимая ягодицы, извергаюсь в нее с рычащим стоном и снова кусаю, потому что мне мало!
Мы падаем на диван, и я, помня, что должен принести воды, немного еще нежусь в ее объятиях, купаюсь в нежных поцелуях и все-таки иду на кухню. Но по пути замираю в коридоре.
Наглая! Дерзкая! Коварная Малинка! Да она совсем оборзела!
По стенам коридора были развешаны баннеры в масштабах, естественно, производства компании Санечки. То бишь в полный рост! Ответочка за стаканчики мне, значит, заценила все-таки!
На первом был явно распечатанный кадр с камеры в ее офисе. Я помню этот день. Первый раз, когда я ее увидел, и этот момент на фото, где шел за ней в кабинет, залипнув на ее вертящуюся задницу. Вот только на баннере вместо моей головы была голова волка! Черного волка с глазами навылет и отвисшей челюстью!
— Нравится? — раздается голосочек за спиной.
— С этим согласен, — заложив руки за спину и прищурив глаза, устремив их на наблюдающую за мной стервочку, сделал вид, что абсолютно спокоен и ее попа в безопасности.
— А с этим? — невинно хлопая ресничками, махнула пальчиком Санечка на другую стену.
«И с этим», — мысленно кивнул я, снова подбирая слюни.
На фото была Малинка в том самом платье, что и сегодня. Длинное, черное, мерцающее как ночное небо. Ножка на фото выставлена вперед, так что разрез полностью ее обнажал, а на груди у нее пригрелся мультяшный волк. С совершенно осоловевшим взглядом, в глазах кругами серая радужка, и из отвисшей пасти свисал язык. Волк был взъерошенный, дурной совсем, поплыл от прелестей красотки. Честно говоря, очень ржачная картинка, и мне она нравится.
— А еще есть? — подкрадываясь к пятившейся от меня Малинке, спросил я.
— Иди за мной, — хитро улыбнулась Стервочка, ласково поманив пальчиком.
Конечно, иду. Не за картинками, но, так и быть, посмотрю, прежде чем доберусь до тебя, крошка!
— Правда, он милый? — нежно пропела Малинка, ткнув пальчиком в стену. Охренеть!
— Пиздец тебе, Малинка! — рыкнул я, уставившись на растянутый над кроватью баннер.
Мой! Один в один мой черный волк! На картинке был растянут на кровати за лапы, зацеплен наручниками, на шее цепь! Глаза навыкате! Еще бы! В пасти у него кляп! Ярко-красный шарик из БДСМ-игрушек! Шерсть дыбом, и даже брови ему в ужасе приподняли! И он в полосатых трусах!
— Это на новую линейку, завтра гости приедут, выберут вариант для билбордов в Москве, — важно презентовала Александра, мать ее, Борисовна!
— Здорово. А теперь готовься, малинки буду фоткать на стаканы! — выкинув руку, перегородил путь пытающейся улизнуть проказнице.
— С бананом? — обвивая мою шею руками, спросила Санька.
— Да, — успел ответить, вгрызаясь в ее губы, и лишь по одной причине прервал поцелуй. — Жди тут. Я за наручниками!
Борзый разглядывал баннеры, натягивая джинсы на голый зад, и до моего раскиселенного мозга дошло, что он не понял, о чем я говорила. Я имела в виду, что по задумке были сначала баннеры, потом ролик, а уж потом — обертка на Санечке. Но плевал он на мои планы, тщательно записанные в блокнот.
И, честно говоря, я тоже наплевала, едва он облапил меня, прижимая к себе, потеряла голову. А когда его губы нашли мои, голова закружилась, словно я два часа на карусели провела. И все вокруг потухло, оставляя только нас в пожаре, в кипящем жерле вулкана сгорать от голодных, жадных рук и губ.
Говорила же я девочкам — ничего он ждать не будет и по нашему сценарию вряд ли выйдет, не спрашивает, не расшаркивается в любезностях, просто берет что хочет. Одним словом — Борзый. Наглый. Любимый…
Неужели он про то, что испортил тот момент, когда я призналась в любви, а он удрал? Это он исправит? Кутаясь в его рубашку, я с замершим сердцем смотрела на этого сумасшедшего, выскочившего только в джинсах и обуви на улицу. Красавчик-волк спешил вместе со своим красавчиком-хозяином, перебирая лапами. Только что тискала его в объятиях и снова хочу обратно в плен этих мощных рук, утонуть и забыться в его поцелуях. Не думать, что завтра обязательно наступит и он снова исчезнет из моей жизни.
Какой же он дурной все-таки! С разбегу сиганул через забор, проигнорировав калитку, распахнул заднюю дверь своей машины, из которой что-то посыпалось на дорогу, и нырнул в салон. Нашел наручники и, покидав обратно, что вывалилось,
