не могу подойти к телефону.
И добавил, окончательно ставя точку в том, что только начинало зарождаться между нами, как между мужчиной и женщиной:
- Привыкай.
* * *
Прежде серые будни теперь были… нет, не цветными. Скорее, с оттенками стали во всём. В красках за окном, в монотонности бытия. В том, как по кирпичику возвращал то, что когда-то было остовом существования.
Открыть дело в другой стране при небольшом стартовом капитале и немалых вливаниях в здоровье дочери было задачей трудной, но посильной. Он с ней справился. Потихоньку, неторопливо начал выстраивать новый бизнес, который весьма скоро стал приносить прибыль.
Малинин не забывал и о Наде с Лизой. И о Матвее, которого родила Тоня не так давно. Исправно посылал им деньги - сколько мог. Поначалу получал заверения, что его дети ни в чём не нуждаются, затем - скупые благодарности. На том и успокаивался.
Софа осталась инвалидом, несмотря на все те программы реабилитации, на которые Миша не жалел денег. Но и это было не самым худшим вариантом, учитывая, что его третья дочь вполне могла отправиться на небеса некоторое время назад.
- Михаил Евгеньевич? - обратилась к нему няня, которая звонила каждый день ровно в пять часов вечера. - Сегодня вы снова будете гулять с дочерью сами? - задала она вопрос, как, впрочем, и обычно.
- Снова, - коротко ответил он. - Приготовьте всё для прогулки, через полчаса я выезжаю.
Он отключил связь и, размяв затёкшие мышцы шеи, стал наскоро составлять список дел на завтра.
Это был крохотный скверик с нескольким скамьями, поставленными поодаль друг от друга. Одна из них всегда была занята ровно в семь часов вечера, когда небо было то ярко-малиновым, то тёмно-синим.
Первый раз, когда Михаил выяснил, куда отправляется Лия каждый вечер и где проводит пару часов, просто сидя и глядя перед собой, он долго не решался подойти и устроиться рядом. Но когда сделал это, предусмотрительно оставив коляску с Софией в паре метров от себя, его обуяло странное желание бежать.
Сорваться с места, исчезнуть и больше никогда не приближаться к той, которая была отравой всей его жизни. Это желание очень быстро исчезло, заместившись странной уродливой эйфорией.
Между ним и Лией не было произнесено и слова, кроме одного:
«Миша?» - спросила она, когда Малинин присел на другой край скамейки, решившись на это впервые с тех пор, как они виделись в последний раз.
Он не ответил. Просто замер и тоже стал смотреть впереди себя.
Ему хотелось сказать ей так много. Поведать о том, как он чертовски зол на всё то, что она натворила и со своей жизнью, и с его. И с существованием крохотной девочки, которая теперь была обречена на мучения до конца её дней.
Желалось рассказать про Пьера, которому жестоко отомстил отец одной из тех несчастных, кто попался на его крючок. Про то, как София никогда не встанет, да даже не сядет сама. Как не сможет почувствовать себя хоть отчасти обычным ребёнком.
Но он молчал. Приходил в этот сквер и молчал. Также молча отправлял Лие Штерн чеки каждый месяц, зная, что она уже не может жить так, как привыкла.
Молчала и Лия. Приходила, садилась на скамью и не произносила ни звука. Наверное, она знала о том, что он рядом. Но больше не позвала его, не обратилась, не попыталась завести беседу. Так было правильно.
Даже через несколько десятков лет те, кто прогуливался по этому скверу, могли наблюдать одну и ту же картину. Ровно в семь к скамье, опираясь на трость, приходила сухонькая и уже сгорбленная женщина в тёмных очках. Через несколько мгновений с другой стороны сквера появлялся седовласый мужчина, толкающий перед собою инвалидное кресло. Он устраивался в метре от старушки и застывал неподвижной статуей.
Чтобы провести рядом пару часов, а после встать и уйти, так и не сказав ни слова… ________
Дорогие читатели) Это первая - но не последняя! - часть эпилога) Возможно, кого-то он разочарует, возможно, наоборот, станет той точкой, которой вы долго ждали. Окончание книги будет 30 ноября вечером. Из него мы узнаем, как сложилась жизнь Тони и её окружения отдельно от Миши. Для меня, как я уже писала в комментариях, именно такой финал закономерен и логичен. Он полностью отражает моё авторское видение героев, какими я их создавала) Но у вас оно может быть прямо противоположным, и в этом и есть вся прекрасность творчества, да и жизни в целом) Спасибо вам всем огромное за всё!
Я стояла в дверях, не замечаемая своими детьми, и наблюдала за тем, как Надя, одетая в простое, но очень красивое и изящное белое платье, сидела перед ноутбуком, принимая от отца поздравления. У неё на коленях восседал Матвей. Он возил по столу машинку, мало обращая внимание на Малинина по ту сторону экрана. Для нашего общего сына Миша был малознакомым человеком, изредка появляющимся в жизни, да и то в формате онлайн.
Лизка, делая вид, что увлечена перепиской в телефоне, устроилась чуть в стороне. Но то и дело поглядывала на экран и, поджав губы, тут же отводила глаза. Сейчас у Малинки был переходный возраст. Аж целых тринадцать лет. Время, когда моя взрослая не по годам дочь то сыпала какими-нибудь премудростями, то начинала вести себя так, словно вновь впала в детство. Теперь уже сёстры заняли те позиции, которые были соответственны их возрасту - частенько Надя журила Лизу, когда та, например, излишне близко к сердцу воспринимала неудачи в спорте. Ну, или крепко прижимала к себе и успокаивала. С тех пор, как Надя сделала свой выбор и вернулась, сёстры были не разлей вода.
И обе просто обожали младшего братишку, чем он беззастенчиво пользовался.
- Пап… мне пора, меня ждут, - сказала Надя, когда молчание между ею и Малининым затянулось. - До встречи.
- До встречи, - ответил Миша с явственным облегчением, прозвучавшим в голосе. - И помните все трое - папа вас очень любит.
- Пока-пока, - буркнула Лиза, а Матвей повторил:
- Ка-ка, ка-ка.
Я невольно поджала губы - с Мишей сын прощался исключительно подобным образом. Дождавшись, пока Надя закроет ноутбук, я вошла в комнату и жизнерадостно заявила:
- Ну, что? Гости уже заждались. Жених… ой, точнее, муж - тоже. Идём?
Надя обернулась ко мне, с улыбкой отпустила Матвея на пол. Сын тут же
