увидеть. Я ночами нормально спать не могу. Ты мне снишься, и все сны из разряда «восемнадцать плюс». Боже, — простонала она, утыкаясь лицом в свои ладони, — как жалко я звучу.
Краев смотрел на нее и все ждал, когда же что-то проклюнется, хотя бы какой-то отблеск эмоций, хоть крошечный интерес. Но вместо этого он действительно почувствовал жалось, а следом — унылое опустошение.
Да кого он хочет обмануть? Какая на фиг Марина? Что-то важное у него обломилось, после истории со Златой, какая-то деталь, отвечающая за чувства.
Может, и правда, его предел — это Тимофеева. С которой можно в койке кувыркаться, провести пару веселых дней, а потом отряхнуться и пойти дальше? Может, и надо было продолжать в тот же духе, а не ввязываться в серьезные отношения с Русиной? Менять девок, пачками хватать молодые тела, чтобы нажраться ими до отвала, потом хорошенько проспаться и на следующий день заново во все тяжкие. Не обременяя себя душевными привязанностями, трахаться до потери пульса, чтобы после оставалась только блаженная пустота и никаких проблем.
Ведь классно же?! Классно! Ни хлопот, ни забот. И нервы никто не мотает, и за ребрами никогда не болит.
Так почему бы и нет? Молодой, свободный…никому нахрен не нужный. Так зачем отказываться от того, что так настойчиво и легко само идет в руки?
— Злата! — мама стоит в дверях, пока я наливаю чай. У меня так трясутся руки, что звон стоит на всю квартиру. Кажется, еще чуть-чуть и я разобью стакан к чертовой бабушке, — что у вас произошло?
— Все супер, мам!
Я улыбаюсь и чувствую, как дергается щека. Жадно присасываюсь к стакану и пью до дна. Давлюсь, но глотаю, в тщетной попытке погасить тот пожар, что бушует внутри.
Перед глазами Краев. Растерянный, непонимающий, мрачный, во взгляде — нескрываемая боль. От этого еще больнее самой себе.
Я не права! Я осознаю это. Но перебороть своих демонов и остановиться не смогла.
Сука-Любочка добилась своего и опять сломала что-то важное у меня внутри. Я ненавижу ее до кровавых всполохов перед глазами, за то, что снова заставила сомневаться.
— Злата!
— Ну что? — шлепаю стаканом по столешнице и тут же замираю, прислушиваясь. Сын продолжает спать, несмотря на грохот. Выдыхаю.
— Посмотри на себя в зеркало.
— Да что я там не видела?
— Сядь, — указывает на стул возле стола.
— Я пойду к Артему.
— Сядь, — с нажимом.
Подчиняюсь. С родительницей ругаться не хочется, да и на ногах я держусь с трудом. У меня все тело ходуном ходит, между ребер судорожно сокращается непонятное кровавое месиво.
Мама усаживается напротив, складывает перед собой руки, как прилежная ученица и, чуть нагнувшись вперед, тихо произносит.
— Что между вами произошло?
— Все отлично. Разве не заметно?
— Стоп, — прерывает категорическим жестом, — я не хочу говорить со Златой-стервой, я хочу поговорить со своей умницей-дочерью.
Умница-дочь где-то потерялась. Есть только я. Нервная, разобранная, трясущаяся, словно продрогшая сырая мышь.
— Мам, давай говори, что хотела и я пойду.
Не слишком вежливо, но манеры, вернее их отсутствие — это последнее, что меня сейчас волнует. Я только что разломала до основания наши с Краевым едва живые отношения. Растоптала их к чертям собачьим, поддавшись чужому влиянию. Так какая теперь разница умею я быть вежливой или нет?
— Злат, у тебя проблемы, — мама качает головой, — и я не только про Мишу. Мне кажется, у тебя постродовая депрессия.
— Нет у меня ничего!
— Есть. Ты сама не своя в последние недели. Нервная, похудевшая, ночами не спишь.
— Дай угадаю…Может, это потому, что у меня маленький ребенок? — язвлю.
Мать ни в чем не виновата, но я огрызаюсь и на нее. Я как зверюшка, которую загнали в угол, и она защищается, не разбираясь кусает каждого, кто подходит слишком близко.
— Нет. Тут другое. Я же вижу. Я знаю свою дочь и то, что творится сейчас с тобой — это неправильно. Ты никогда не была ни истеричкой, ни психопаткой. А сейчас чуть что и глаза на мокром месте.
— Это все гормоны.
— О том и речь. Тебе помощь нужна.
— Ой, не надо вот этого, — пренебрежительно отмахиваюсь, — сама прекрасно справлюсь.
— Я вижу, как ты справляешься. Особенно сегодня.
Я злюсь:
— У меня есть повод так себя вести!
— И какой же? Уходила из дома нормальная, вернулась как огнедышащий дракон. Это на тебя так постановка в сад подействовала, или кирпич на голову упал?
— Я встретила ту саму фифу, из-за которой мы расстались, и имела с ней весьма неприятный разговор!
— И что дальше?
— Мам, ты издеваешься надо мной?
— Я пытаюсь понять. Ты с кем-то поговорила, прилетела домой, устроила ледовое побоище. Выгнала Михаила…я так, понимаю, насовсем.
— Давай еще, начни его защищать!
— Он сделал что-то? Обидел тебя? Сказал что-то грубое?
— Он меня предал!
— Снова?
— Нет, конечно! И одного раза хватило.
— То есть ты сейчас устроила скандал по старому поводу? И все, потому что какая-то прошмандовка что-то сказала?
— Не какая-то, а та, самая!
— И ты позволила ей завести себя.
— Она говорила очень неприятные вещи. Я не смогла…
— А пыталась? — проницательный взгляд матери пробивает меня до самого копчика.
Утыкаюсь лицом в ладони. Ни хрена я не пыталась, как увидела Тимофееву, так и завелась моментально, дала слабину по всем фронтам, позволила ей забраться под мою броню и снова все испоганить.
— Ты же умная и прекрасно знаешь, что есть такие люди, которым в удовольствие портить жизнь другим. К ним не надо приближаться, не надо слушать, не надо реагировать. Просто закрываться и уходить. Чаще всего они сами несчастливы и свои неудачи и проблемы пытаются решить вот таким гадким способом. Им потом отольется все сделанное, потому что закон бумеранга никто не отменял. И эта девица свое хлебнет еще. Твоя задача — это сохранить то хорошее, что у тебя есть и не поддаться на провокацию.
— Да как не поддаться-то?
— У вас с Мишей в последнее время как дела…были?
Я жму плечами.
— Нормально дела были, я даже думала, что возможно когда-нибудь…захочу снова попробовать.
— И все изменилось после встречи с какой-то козой?
— Изменилось.
— Он перестал помогать, начал грубить, посылать, распускать руки, при тебе названивать проституткам?
— Нет, — я скриплю, как старая калоша, — все что мог, он сделал в прошлый раз.
— Хорошо, зайдем с другой стороны. У тебя ведь был мужчина после того, как вы с Мишей расстались.
— Ну был, — кисло выдаю я.
— Краев в курсе?
— Да. Я сказала ему об этом.
