class="p1">- А я никуда не тороплюсь, Карина.
- В каком смысле?
- Я в разводе уже несколько лет. Если бы хотел просто каких-то отношений - уже давно бы их нашел. Но я не искал. Просто жил, просто занимался своим делом, не ставя перед собой целей обязательно с кем-то быть. Вы не считаете, что это вообще… как-то глупо? Искать кого-то, чтобы заткнуть им пустоту в душе?
Я невольно горько усмехнулась. Разве не так поступил со мной Яков? Заткнул мной, словно какой-то тряпкой, рану, нанесенную другой женщиной?
- Не могу и не хочу судить, - ответила негромко на его вопрос.
Он, казалось, безошибочно понял то, что я предпочла не озвучивать.
- Я просто хочу сказать - это так не работает. Люди - не вещи в магазине. Бесполезно их искать и выбирать… то, что должно случиться, случается само собой.
Я хмыкнула.
- Звучит мудро.
Никита пожал плечами:
- Опыт имеется богатый. И поэтому я знаю, Карина, что бесполезно так же кому-то навязываться. Знаете, когда моя бывшая жена заявила, что разлюбила и уходит к другому, я пытался уговорить ее передумать. Я умолял дать шанс нашей семье. Говорил, чтобы подумала о сыне… Но нельзя удержать того, кто не хочет, чтобы его удерживали - этот урок я выучил крепко. Поэтому можете не волноваться на мой счет, Карина, и не утруждать себя тем, чтобы от меня бегать. Хотя бег весьма полезен для здоровья, - добавил он, усмехнувшись.
Я поразилась тому, сколько силы крылось за его словами. Силы, рожденной из разочарования. Из отверженности.
- Спасибо, - произнесла в ответ мягко. - Вы удивительный человек, Никита.
- Не льстите мне так, иначе я подумаю, что вы со мной заигрываете, - рассмеялся он в ответ и добавил следом уже серьезнее:
- Вам пора. Не буду предлагать вас подвезти, чтобы лишний раз не смущать. И, кстати… с наступающим вас.
- И вас, - ответила с улыбкой и, кивнув на прощание, пошла вниз по лестнице.
Подойдя к Роме, все еще упорно расстреливавшему несчастное дерево, я взяла сына за руку и сказала:
- Поехали домой, снайпер. Надо помочь бабушке с салатами.
Сын вздернул голову и, озабоченно нахмурившись, спросил:
- А мы позовем к нам папу на Новый год?
Я ожидала этого его вопроса рано или поздно. И потому ответ у меня уже был готов.
- Конечно, ты можешь его пригласить. Он ведь твой папа.
Личико сына тут же засияло от радости, а я улыбнулась ему в ответ.
Быть мамой порой означало необходимость перешагнуть через собственные боль и обиду ради счастья своего ребенка.
Но главное при этом - не допустить того, чтобы пришлось перешагивать и через саму себя.
Куранты на экране телевизора пробили двенадцать раз.
Я подняла бокал шипучего, чокнулась с сидящим рядом со мной за столом Яковом, следом - с родителями.
- С Новым годом!
Ответный взгляд Якова таил в себе какое-то обещание и предвкушение, когда он с улыбкой добавил:
- С Новым счастьем!
Мы пригубили напитки и я поймала себя на мысли, что все почти как раньше. Почти…
Только теперь вместо нашего дома мы были в доме моих родителей. А вместо счастья и света внутри остались лишь пустота и ощущение, что все происходящее - ненастоящее и неискреннее. Просто игра, в которую мы, оба взрослые уже люди, играли ради спокойствия своего ребенка.
А сам Ромка уже спал. Спал со счастливой, полной предвкушения улыбкой… Ведь наутро будут подарки. Будут прогулки и встречи с друзьями. Наутро будет Новый год. Счастье - это, оказывается, так просто…
Но уже не для меня.
- Кариш…
Рука Якова ласково накрыла мою и я подняла голову от салата, в котором безо всякого аппетита ковырялась вилкой.
- М? - откликнулась коротко.
Он улыбнулся: той улыбкой, от которой до сих пор сердце подскакивало к горлу.
- Давай выйдем, - предложил он, вставая и утягивая меня за собой. - Хочу тебе кое-что сказать…
Мне совсем не хотелось оставаться с ним наедине. Не хотелось видеть его больше, чем то требовалось для счастья Ромки. Но и превращать праздничный стол в место препирательств и споров не хотелось тоже.
Поэтому я покорно встала и последовала за ним.
Мы вошли в зал. Яков остановился у богато напряженной елки - родители не скупились на игрушки и гирлянды - а я замерла в некотором отдалении от него. Так, чтобы слышать его голос, но не быть друг к другу слишком близко.
- У меня есть для тебя кое-что…
Я с удивлением заметила, что его голос дрожал от волнения. Как и руки, которые он совершенно явно не знал, куда деть…
Но еще больше поразило то, что случилось дальше.
Яков опустился передо мной на одно колено, запустил руку в карман джинсов и извлек оттуда характерную бархатную коробочку - на этот раз синюю…
- Кариш, - заговорил он и голос его впервые звучал так неуверенно, так прерывисто. - Кариш, я люблю тебя. Будь моей женой… законной и единственной.
Он раскрыл коробочку, которая нервно тряслась в его пальцах, и оттуда на меня наконец-то смотрело, подмигивая и переливаясь драгоценными камнями, обручальное кольцо…
Мы с Яковом взглянули друг другу в глаза. В его взгляде боролись страх и надежда, а я…
А я, не выдержав, рассмеялась.
Но не от счастья. А от горького осознания, что в жизни то, чего так отчаянно желал когда-то, чаще всего приходит к тебе тогда, когда уже совершенно не нужно.
Заметив мою реакцию, Яков поспешно произнес:
- Кариш, я понимаю, что, возможно, поторопился…
Мой смех стал громче. Горше. Он раздирал горло, и еще сильнее - душу.
- Поторопился? Нет, Яков, ты опоздал. Лет так на семь.
Он опустил взгляд. Но с колен не встал. Набрав в легкие воздуха, словно стараясь успокоиться, добавил:
- Ты только не подумай, что я такая свинья, что делаю тебе предложение, когда сам женат… Я уже подал на развод. Когда все закончится, мы сможем…
- Потрясающая самоуверенность, Отрадный. То есть ты считаешь, что штамп в твоем паспорте - единственное, что мешает мне сейчас же броситься тебе на шею с криком «да!»?
Он замешкался, но лишь на мгновение.
- Я не требую твоего согласия прямо сейчас. Ты можешь подумать, а я - готов ждать. Столько, сколько потребуется.
Я спокойно улыбнулась. Протянула руку к
