себе в удовольствии? – фыркаю.
– Не-а. Да и правда не был уверен, что все получится.
– Но оно получилось.
– Вроде бы. Так что? Будешь ждать?
– Куда тебя денешь?
– Теперь никуда. Ты мне Дымка родить обещала.
– Дымка? – отстраняюсь, улыбаясь во весь рот. Мне кажется, мой организм не выдержит таких перепадов. Лед, вода-слезы, а теперь меня, вон, будто теплым паром окатывает. И так хорошо-хорошо… Дымка… Надо же. Даже стерва молчит и никак не комментирует этих щемящих чувств.
– Ну, все, Дым! На выход.
Клим встает. Касается моих губ. Мне столько всего хочется ему сказать! С действительностью примиряет лишь то, что когда он освободится, у нас будет куча свободного времени на разговоры. По крайней мере, я надеюсь, что Клим не станет тут же искать, чем бы ему заняться. Мне бы хотелось взять паузу и посвятить время исключительно нашей семье.
Бегу, прихрамывая, за ним следом. И стою, обняв себя в коридоре, пока их с конвоиром фигуры не скрываются за поворотом.
– Это ж надо! Каких-то зэков с нормальными людями в одной больнице лечуть! – бубнит, проходя мимо, бабулька. Стерва во мне в мгновение ока выдает три тысячи вариантов, как ее осадить. А потом вдруг расслабляется и, взмахнув рукой, неторопливо уходит прочь.
– Вещей, че, совсем нет? – интересуется знакомый водила, высунувшись в приоткрытое окно. Антидепрессанты действуют, занятия с психологом помогают. А зима вокруг даже радует, несмотря на то, что дома уже весна. Или как раз поэтому. Все же конец марта – не лучшее время. Грязь под ногами, сырость, и ни цветущих деревьев пока, ни тепла. Лишь обещание весны, витающее в воздухе знакомым всем с детства тонким ароматом.
– Нет. Мне же только встретить. Припоминаете, я говорила, что, скорей всего, нам придется подождать? – свожу брови, опасаясь, как бы водила не забыл о наших договоренностях. Не с первой попытки открываю прогнившую дверь. И юркаю на переднее сиденье, выжидающе глядя на мужика.
– Дождалась знакомца-то? – игриво толкает тот меня в бок, махом доказывая, что с памятью у него все в порядке.
– Дождалась, – губы помимо воли расползаются в широкой улыбке. Ну и черт с ним и с его фамильярностью. Чай не в столице.
Сердце трепыхается в груди в такт – наконец-то, наконец-то, наконец-то! Моя радость понятна. Уж очень все затянулось. Сначала мы рассчитывали, что Клима освободят к Новому году, потом срок все время откладывался, и прошло еще почти три месяца, прежде чем с формальностями было покончено.
– Потом сразу в аэропорт, небось, двинете?
– Да. Сразу. Домой…
– Весна-то у вас, поди! Грязь, сырость…
– Ага. Но по чуть-чуть подсыхает. Вчера на даче даже умудрились сгрести прошлогодние листья.
Сейчас мне эта глупая болтовня в радость. Хоть что-то отвлекает от переживаний и скрашивает ожидание, вымотавшее меня за время перелета. И даже то, что в машине по-прежнему воняет куревом и дешевым еловым ароматизатором, мне в кайф. Я весь мир люблю, мне все в этом мире в радость. Не без помощи таблеток, да… Но ведь это не навсегда. Я на пути к выздоровлению. И мой врач это подтверждает.
– Долго нам еще ехать-то? – не выдерживаю все ж минут через двадцать. – Резину-то поменяли? – прикалываюсь.
– Шутишь? Уже обратно переобуваться скоро.
Даже за болтовней время смолой тянется. А тут еще – бах! Машину заносит. С криком вцепляюсь в торпеду.
– Это что?
– Поглядим.
Оказывается, колесо проткнули!
– Хорошо хоть запаска есть. Летнюю поставлю, чтоб по два раза не менять, – бурчит водила.
В итоге все идет наперекосяк. А ведь сколько раз я представляла себе этот день! Как мечтала его у ворот встретить. Все по классике. Он выходит, и вот она я! В реальности же получается ровно наоборот. И это до слез обидно.
Худую высокую фигуру я замечаю издали.
– Остановите! – кричу непонятно зачем, ведь быстрее было доехать. Кубарем выкатываюсь из машины, бегу, размахивая руками:
– Клим! Клим, я здесь! Нам колесо в дороге пришлось менять! Представляешь?
Он оборачивается на крик и начинает торопливо шагать навстречу. Ни черта не вижу! От слез все перед глазами плывет. Падаю в его руки, зарываюсь лицом в ворот куртки. Дышу сорвано…
– Прости. Боже, прости. Давно ждешь? – ладонями по его спине и рукам шарю, не в силах натрогаться, раз уж пока не могу наглядеться.
– Да только вышел. Что там у вас с машиной? Сама в порядке?
– Ага. Колесо лопнуло.
Почему-то мы разговариваем шепотом. И тремся лицами, тремся телами…
– Яська, не так активно. Не то я тебя в сугробе завалю.
Смеюсь. И все равно его целую. Не могу… не могу оторваться. Люблю так, что в груди болит.
Как-то добираемся до машины. Садимся на задний диван. Даже в голову не приходит отпустить его руку. Я вообще не скоро теперь смогу его от себя отпустить.
– Еле уговорила твоих ждать дома.
– Правильно уговорила, нечего им тут делать.
– Ага. Они стол готовят. Родню тоже попросила не звать. Отдохнешь – потом. Правильно?
– Правильно. Ты у меня молодец.
– А я к тебе переехала, – шепчу, вглядываясь в его невозможные, внимательные глаза, которые кажутся гораздо светлей, чем я запомнила, из-за яркого, искрящегося на снегу солнца. Интересно, почему он молчит? Смутившись, утыкаюсь в телефон. Как раз проснулась Лондонская биржа. Надо бы глянуть, но концентрации – ноль. Мысли разбегаются, и в пустоте черепной коробки остается только один вопрос. Он не рад? Стерва во мне восстает из мертвых. Стряхивает с себя пыль. – Что, поспешила, да? Не надо было?
– Ясь, ты совсем? Какой – не надо? – притягивает за шею к себе.
– А почему тогда молчишь?!
– Не могу своему счастью поверить.
Замираю мышкой, пораженная хриплыми интонациями в его голосе. Что я такого хорошего сделала в этой жизни, что она привела меня в эту точку? К нему…
– Может, ты передумаешь, когда увидишь, что мои вещи заняли почти весь твой шкаф.
– Не дождешься, – фыркает, зажмуривается и глубоко-глубоко вдыхает воздух у моей шеи.
Время до посадки мы с Климом проводим в кафе. Не думала, что это будет так
