Они не приходят ко мне. Ложусь на диван. Вырубаю с пульта свет.
Завтра надо как-то мириться с этим сердитым парнем.
Слышу скрип лестницы. Но приходит не Юля, а Степаха.
Ложится ко мне.
- Где мама?
- Уснула.
Закрываю его одеялом, подтягивая к себе.
- Папа?... - задумчиво.
- Мхм...
Целую в макушку. Засыпаем...
Глава 38 - Топить
Нервно смотрю на часы. Даши нет... Бергман тоже поглядывает.
Набираю ее.
- Номер недоступен.
- Полагаю, пациентка не придет.
- Наверное...
Разводит руками.
- Но, ведь, если пациентка по какой-то причине не подаёт жалобу, это ведь не значит... что этого не было. Вы мне не верите?
- Отчего же? Как человек, я верю, что Вы верите в то, что говорите... Но как администратор...
- Так! Подождите! Если Вы не доверяете мне, мои слова подтвердит доктор Державин. Он делал это УЗИ.
- Деточка, да я верю, что вы увидели на этом УЗИ, то что увидели. Но мы с вами достоверно не знаем что из сказанного пациенткой правда, а что фантазии и наговоры. Ни одной записи о том, что ей планировали делать операцию нет.
- Да мне мой зав отделением звонил и сказал, что ей нужно срочно делать эту операцию. Просил подъехать...
- Мы ничего доказать без жалобы пациентки не можем. Понимаешь? Да и с жалобой весьма затруднительно. Это будет скандал без доказательств.
- И что... все будет... покрыто? Вам же первому снимут голову, если вдруг нечто подобное выйдет за стены больницы!
Бергман снимает очки, протирает их.
- Я подумаю как тихо и без скандала со временем сместить Роберта с этой должности. Это всё, что я могу.
- А если там ещё лежат такие пациентки? А если он систематически проводит незаконные хирургические вмешательства?!
Ладно... Чего я на самом деле хочу от него? Если даже пострадавшей ничего не нужно.
Просто это так ужасно!
Вспоминаю свое беспомощное и абсолютно доверчивое состояние во время беременности, когда у тебя нет никакой возможности влиять на то, выживет ли ребенок. И ты смотришь на врачей как на богов. Разве можно так вероломно поступать с женщинами?!
Но за твоего ребенка Роберт боролся, - по инерции пытаюсь спорить сама с собой.
Кто его теперь знает, как было на самом деле. Я ни во что не верю больше!
Ох, хотела бы я получить доступ ко всем документам! Может, там и мои есть.
- Юля... Ты хочешь публично уничтожить Роберта как врача? У тебя личные мотивы?
- Что?! - возмущённо подлетаю на ноги.
Лицо моё вспыхивает.
- Мне очень жаль, что я не заслужила авторитета медика в Ваших глазах. И нет, я не хочу никакой публичности. Я хочу, чтобы прекратилось издевательство над пациентками! А каким образом - мне все равно. Это Ваша больница и Ваша ответственность! Всего хорошего.
- Юля! - умиротворяюще.
- Наш разговор окончен, - обиженно поджимаю губы. - Спасибо, что выслушали.
Хмурится.
- Спасибо за сигнал, Юлия Юрьевна. Я очень ценю Вашу включенность в работу. Будем разбираться. Я создам комиссию.
- От всей души желаю Вам удачи!
- Нет, подожди. Ты можешь включить в комиссию двух коллег. По своему усмотрению. Кроме... Бориса Егоровича. Принесут мне внятные доказательства, и я уволю Крынского.
- Державин. Хасанов.
- Пощади Хасанова! Он после операции.
- Ладно.
Кого же?!
- Можно? - заглядывает Истомин из терапии.
- И Константина Захаровича!
Я доверяю Истомину.
- На что я попал, позвольте спросить? - подозрительно переводит взгляд с меня на Бергмана и обратно.
- Не отказывайтесь, пожалуйста, - сжимаю доверительно его предплечье.
У нас хорошие отношения. Я часто работаю в терапии вместе с ним.
- Вам, прекрасная Юлия Юрьевна - никогда! - отшучивается он. - Надеюсь, это будет не почка.
- Распоряжение я напишу, но попрошу сохранять конфиденциальность, - завершает разговор Бергман.
Дожидаюсь за дверью Истомина. Провожаю его, кратко объясняя ему ситуацию, суть проблемы, нашу задачу.
- Надо было Вам, Юлия Юрьевна, Ульяну Карловну просить в комиссию, вот где бумажный червь! Выгрызла мне все мозги с этими бумажками... - с досадой. - Пойдем кофе попьем?
Остановившись у стойки, заказываем кофе.
- Юль, а личный вопрос можно?
- Нет, умоляю!... - качаю отрицательно головой.
- Не заикнусь ни про одну сплетню. Обещаю!
Мне даже страшно представить какие ходят про меня.
- Но это концептуальный вопрос. От него зависит мое рвение...
- Ладно, давай.
- Мы будем топить твоего мужа? - дёргает бровью.
- Мы разводимся, - опускаю взгляд. - Но - да. Будем. И я хотела попросить... Там в базе будут и мои документы. Я лежала в этом отделении. Посмотри их внимательно, пожалуйста. Очень внимательно.
- Я тебя понял.
- Спасибо, - признательно сжимаю его плечо.
- Добрый день... - низким голосом, срывающимся на рычание.
Вздрагиваю.
Чадов!
- Здорово, Горыныч, - тянет ему руку Истомин.
- И тебе не хворать, - пожимает.
- Оу! Легче, Чадов.
- Я барышню украду...
Под локоток подхватывает меня. Успеваю только забрать свой кофе со стойки.
- Это что такое?! Я ревную… А когда я ревную, "я злой и страшный серый волк".
- Да мы по работе... - растерянно бормочу я.
- А можно общаться по работе с кем-то менее…
- Да ты с ума сошел?! - торможу резко.
- Да! А всё почему?
- И почему же?
- А мне женщина с утра в любви не признается...
Прикусываю губу.
Мне так тяжело это говорить...
Очень тяжело! Сколько раз я ему это говорила, когда изо дня в день не могла остановить свои вымышленные диалоги с ним. Не могла спать от этих диалогов в голове. Бесконечных...
Люблю тебя.
Так люблю тебя...
Очень люблю тебя!
Люблю... Люблю...
А его не было!!
Зависаю, прижимая руки к груди. На глаза наворачиваются слезы. Сейчас можно говорить, а в груди блок.
- Юль? - шепчет он.
- Я люблю... - шевелю губами.
- Ну прости меня. Чёт снесло...
Обняв за талию, прижимает к плечу.
- Смотрят все... - шепчу я, вспыхивая от смущения.
- Да похуй... Пусть.
- Я очень тебя люблю... - заставляю себя выдохнуть свои чувства.
Иначе я заболею от них. И нам надо это всё как-то налаживать. Я очень хочу, чтобы у нас получилось.
