ревновать. Обязательно будет. Уже бешено ревнует ко всем женщинам в мире. Их обоих. Потому что они — только ее. Такие — могут быть только ее.
— Как там дальше — вообще не представляю, но точно буду проводить с тобой все отпуска. Даже не надейся, что оставлю тебя одну в компании этого обормота, — кивает на Макара.
— А родители?
— Пусть скажут спасибо, что мы будем звонить им раз в неделю. Однажды, конечно, придется сказать, но только после того, как они изведут нас требованиями свадьбы и внуков.
— Соседи… — Маруся чувствует, как кружится голова и бормочет какую-то чушь по инерции, не вдумываясь. — Соседи не поймут.
— Ничего, Мак будет на время куда-нибудь уезжать. Будем жить с тобой по очереди, а соседи будут думать, что у тебя всего один красивый молодой муж.
— Что?..
— В конце концов, Марусь, Франция самая аморальная европейская страна! Кто бы говорил! Пусть привыкают!
— Ты сейчас надолго? — спрашивает она с какой-то затаенной надеждой. — Вы надолго?
— На неделю, — отвечают они хором, переглядываются и смеются.
— Марусь, тебе же дадут выходные? — беспокоится Никита. — Погуляем тут в окрестностях, я видел из автобуса настоящий замок.
— Тут и лес неподалеку красивый, обязательно туда доберемся. Надо будет велики купить, — строит планы Макар.
— Как думаешь, тут недвижка дорого стоит? — спрашивает его брат. — Какой-никакой загородный дом…
— Надо обмозговать, — серьезно кивает тот. — Чтобы Маруське было удобно добираться до ее института, но подальше от всяких… соседей.
Макар забирается на кровать и обнимает ее с другой стороны. Близнецы сдвигают широкие плечи и зажимают свою маленькую сестренку между собой.
Они деловито обсуждают их общее совместное будущее так, словно все уже решено. Запряжена шестерка лошадей в белую карету, куплено неприлично дорогое платье, как у принцессы, присмотрен домик в пригороде и подержанная машина на троих.
На четверых.
Маруся закрывает глаза.
Ей видится — лето. Яркое, теплое лето, луг с высокими травами и узкая тропинка между ними. И по этой тропинке вдоль леса едет светловолосый мальчишка на пока еще великоватом для него велосипеде. Поэтому он виляет, с трудом удерживая руль, но все-таки нагоняет двух совершенно одинаковых мужчин в разноцветных рубашках и со светлыми выгоревшими челками.
— Папа! — кричит он, и они оба останавливаются и переглядываются, пока он догоняет их изо всех сил.
Из-под зажмуренных век Маруси текут горячие слезы.
— Вы же его избалуете. Оба, — говорит она.
— Кого?! — хором удивляются близнецы.
Вместо ответа она кладет руку на живот.
Несколько мгновений в комнате стоит оглушительная тишина.
А потом взрывается огромным, невероятным, не помещающимся ни в этой комнате, ни в этом мире счастьем.
На четверых.
